- Я слышала лишь тебя, - покачала головой Мартин. Уилл с трудом проигнорировал то, как подозрительно блестели у неё глаза. Отвернувшись, слизеринец вновь уселся на колени, лицом к надгробью.
- Что-то определённо произошло, - покачал головой Уилл, пытаясь отыскать в камне хоть что-то, - Это магия, я знаю. Так должно быть. Что-то произошло, когда я прикоснулся к нему, - бормотал мальчик, прикладывая ладонь ко всему, до чего только мог дотянуться. Несколько раз провёл пальцами по надписи, несколько раз - по фотографии, но никакой реакции не было, - Но это же невозможно. Что-то произошло, я слышал.
Бесшумно подойдя к друзьям сзади, Стайлз нахмурился, оглядывая всю представшую перед ним картину. Действия Уилла заставили в его голове вспыхнуть какой-то мысли, за которую он никак не мог теперь уцепиться. Было что-то очень, очень похожее, но мальчик не мог вспомнить, что именно. Как будто бы он слышал это мельком, не вдумываясь, не обращая внимания, отвлекаясь.
- Господи, - прошептал Стайлз, от шока едва не оступившись, - Уилл, что ты сказал перед тем как коснуться камня? - севшим голосом обратился мальчик к другу.
- Я говорил о том, что она не должна была верить в это, - не оборачиваясь, ответил слизеринец, всё ещё трогая камень со всех сторон.
- Нет, самая твоя последняя фраза, - покачал головой Стайлз, не выдерживая и перешагивая ограду, усаживаясь на землю около рыжеволосой, глядящей на него так недоумённо, что казалось, будто бы она вообще не знала, кто она и как сюда попала.
- Да при чём тут это? - раздражённо воскликнул Уилл, стремительно оборачиваясь, - Какая разница, что я там сказал? Я только что что-то почувствовал, а вы - нет, это ли не знак?
- Мне нужна твоя последняя фраза, - настаивал на своём Стайлз. Лидия, неожиданно резко выдохнув, взглянула на него теперь глазами, полными понимания и, кажется, восхищения.
- Уилл, назови фразу, сказанную тобой. Самую последнюю, - хриплым голосом попросила девочка, поднимая взгляд на слизеринца.
- Я не знаю, что я сказал, - вздохнул Уилл.
- Вспомни, я прошу, - протянул Стайлз, подползая чуть ближе к другу, - Ты говорил, что Мириам была права. Близкие причиняют боль. Потом ты замолчал на какое-то время и произнёс что-то ещё. Что ты сказал?
Задумавшись, Уилл попытался воскресить в памяти все мысли, посетившие его за последние несколько минут. Он думал об отце, маме и близких. О Лидии и Стайлзе, о том, что они тоже способны на причинение боли, и что они её реально причинили. Хоть и во благо, но они это сделали.
- Я сказал, - Уилл не смог договорить, тяжело сглотнув, но через мгновение всё же продолжил, - Мам, ты была права, близкие причиняют боль во благо, - повторил-таки мальчик свои слова.
Глядя на расширившиеся глаза гриффиндорцев, Уилл не смог не обернуться, рассчитывая увидеть то, что же так изумило его друзей. И он довольно быстро нашёл причину их удивления. Надпись начала светиться мягким светом, практически незаметным, если не приглядываться, но всё же довольно ярким, чтобы найти, если будешь реально искать. Поддавшись внезапному наваждению во второй раз, Уилл вновь протянул вперёд левую руку и коснулся кончиками пальцев слова “близкие”. Гром, боль в области сердца - всё это повторилось, только теперь уже мальчик не стал одёргивать руку.
- Уилл, открой глаза, - послышался слабый голосок Мартин откуда-то сзади.
Слизеринец сначала даже удивился - разве он их закрывал? Тем не менее, распахнув глаза, брюнет не сдержал изумлённого вздоха, сопровождаемого точно такими же со стороны так и стоящих у него за спиной друзей. Надгробие, ранее имеющее округлую форму, теперь открылось, как бывает в узеньких шкатулках. Верхняя часть камня просто откинулась назад, позволяя ему видеть то, что было внутри. Не задумываясь, Уилл протянул руку вперёд и достал перевязанный лазурной лентой свиток. Судя по состоянию пергамента, ему было уже не менее десяти лет, что заставило его сердце забиться быстрее.
Он буквально на физическом уровне ощущал, как прервалось дыхание Лидии на несколько мгновений, но не смог даже заставить себя обернуться. Сорвав ленту, слизеринец развернул свиток, мимолётно наслаждаясь хрустом пожелтевшей бумаги.