Другой остров Джона Булля

Дойл. Ну и что из этого? Что бы вы сказали, если бы я предложил вам навестить вашего отца?

Бродбент (с сыновним почтением). Я никогда не забывал свой сыновний долг и регулярно навещал отца, пока он не повредился в уме.

Дойл (соболезнующе). Он сошел с ума? Вы мне не говорили.

Бродбент. Он вступил в Лигу протекционистов. Он бы никогда этого не сделал, если бы разум его не помутился. (Начиная декламировать.) Он пал жертвой политических шарлатанов, которые…

Дойл (перебивая). Иначе говоря, вы не видитесь с отцом потому, что у него другие взгляды, чем у вас, на свободную торговлю, а ссориться с ним вы не хотите. Ну а я и мой отец? Он националист и сторонник отделения Ирландии. Я химик-металлург, ставший гражданским инженером. Что бы ни думать о химии и металлургии, ясно одно: они не национальны. Они интернациональны. И наша с вами работа в качестве гражданских инженеров направлена к тому, чтобы соединять страны, а не разделять. Единственное политическое убеждение, которое можно почерпнуть из нашей работы, — это что государственные границы — досадная помеха, а национальные флаги — вредная чушь.

Бродбент (все еще расстраиваясь по поводу еретических взглядов мистера Чемберлена в области экономики). Только при наличии покровительственных пошлин…

Дойл. Том, послушайте. Вам очень хочется произнести речь о свободной торговле; ну, так вы ее не произнесете: я вам не дам. Мой отец хочет превратить канал святого Георга в границу между Англией и Ирландией и поднять зеленый флаг[18] на Колледж Грин, а я хочу сделать так, чтоб от Голуэя было три часа езды до Колчестера и двадцать четыре до Нью-Йорка. Я хочу, чтобы Ирландия была мозгом и воображением великого государства, а не островом Робинзона Крузо. А религиозные разногласия! Мой католицизм — это католицизм Карла Великого и Данте, с большой долей фольклора и современных научных взглядов, которые патер Демпси назвал бы бредом атеиста. А католицизм моего отца — это католицизм патера Демпси.

Бродбент (проницательно). Я не хотел вас прерывать, Ларри, но, право же, все это чистейший вздор. Такие разногласия бывают в каждой семье — и ничего, как-то ладят. (Внезапно снова впадает в торжественность.) Конечно, есть вопросы, которые затрагивают самые основы морали, и тут я согласен, что даже близкое родство не может служить оправданием слабости или компромисса. Например…

Дойл (нетерпеливо вскакивает с места и начинает ходить по комнате). Например, гомруль, Южная Африка, свободная торговля. Ну, так по этим вопросам я, наверно, тоже буду не согласен с отцом, как и с вами не согласен.

Бродбент. Да, но вы ирландец, и они для вас не могут иметь такого значения, как для англичанина.

Дойл. Как, даже гомруль?!

Бродбент (стойко). Да, даже гомруль. Идеей гомруля мы обязаны не ирландцам, а нашему англичанину Гладстону. Право же, я склонен думать, что за всем этим у вас еще что-то кроется.

Дойл (запальчиво). Что еще у меня кроется? Что я, по-вашему, обманываю вас, что ли?

Бродбент. Не сердитесь, дружище. Я только подумал…

Дойл. Что вы подумали?

Бродбент. А вот несколько минут тому назад вы назвали имя, которого я до сих пор от вас никогда не слышал. Мисс Нора Рейли, если не ошибаюсь.

Дойл круто останавливается и смотрит на него почти со страхом.

Я не хочу быть нескромным, Ларри, это не в моих привычках, но скажите по совести, не в ней ли причина вашего нежелания ехать в Ирландию?

Дойл (снова садится, побежденный). Томас Бродбент, я сдаюсь. Жалкий, суемудрый ирландец преклоняется перед избранником божьим — англичанином. Человек, который может без тени улыбки изрекать такие суждения, как вот это ваше последнее — о гомруле и Гладстоне, очевидно величайший идиот в мире. А человек, который может тут же отмести в сторону все мои отговорки и проникнуть в самую суть моих побуждений, — совершенно очевидно, гений. Но чтобы идиот и гений совмещались в одном и том же лице! Как это возможно? (Вскакивает.) Ага, понимаю! Я напишу об этом статью и пошлю ее в журнал «Природа».

Бродбент (смотрит на него во все глаза). Да вы о чем, собственно?

Дойл. Это очень просто. Вы знаете, что гусеница…

Бродбент. Гусеница!!!

Дойл. Да, да, гусеница. Слушайте внимательно, это новое и очень важное научное объяснение английского национального характера. Гусеница…

Бродбент. Слушайте, Ларри, не будьте идиотом!

Дойл (настойчиво). Я сказал гусеница, и я именно это и хотел сказать.

Бродбент слабо пытается протестовать.