Другой путь. Часть первая

Я все это делал. А дни мои проходили. Две сосны и одна береза, привезенные из леса самим Арви, не привились на новой почве. Я выкопал их и разрубил на дрова. В лесу я подготовил к перевозке в сад восемнадцать новых деревьев пятиметрового роста. Среди них было двенадцать густых елок с молодыми шишками, четыре березы и две сосны. Грузовая машина Линдблума с прицепом перевезла их в три приема, но для погрузки и выгрузки потребовалась помощь работников Сайтури.

Время для пересадки деревьев было выбрано самое неподходящее, но приходилось выполнять желание заморского господина и его молодой жены. Она была особенно нетерпелива, и едва я успел покрыть пространство, занятое деревьями, пластами лесного дерна и посыпать старой хвоей тропинку, как она уже появилась там, одетая в тесные зеленые трусики с широкими вырезами на загорелых бедрах. И пока я сажал привезенные в дополнение к высоким деревьям рябину, черемуху, иву и можжевельник, она подходила ко мне, растягивая в улыбке красивые большие губы, и, указывая пальцем то на одно из них, то на другое, спрашивала их финские названия. Я называл деревья по-фински, она повторяла мои слова, но тут же забывала их и на следующий день снова спрашивала.

Резвости в ней было как в молодой кошке. Но недолго, пожалуй, оставалось ей так бегать и прыгать. Полнота уже начинала закруглять и утяжелять в ней все женское, и, чтобы это не так бросалось в глаза, она носила туфли на высоких каблуках. В них она выбегала на песчаный берег озера и только там сбрасывала, прежде чем прыгнуть в воду. Купался с ней в паре чаще Муставаара, чем супруг. Но не похоже было, чтобы он позволял себе с ней какую-нибудь вольность. Да и она тоже не пыталась его на это вызывать. Она знала, что ей грозило за такие дела. И Рикхард Муставаара тоже знал. А еще лучше знал о том же самом их господин. Поэтому он так спокойно отпускал их вместе, не пытаясь даже за ними подглядывать. Он просто выгнал бы их при первом же подозрении. А без него что они оба значили? Вот о чем они помнили постоянно, этот стареющий рослый красавец и молодая желтоволосая красавица с длинными черными ресницами.

Основание для беседки я выложил по указанию Арви из колотых камней, закрепив их цементом, а самую беседку срубил по его же указанию из коротких смолистых бревен, придав ей вид крохотной финской хижины самого простого устройства. Все это делалось для молодой госпожи, как пояснил мне Арви. Для нее возвели на этом голом участке кусок финского дремучего леса с крупными обомшелыми валунами, упрятанными в самые тенистые места. Для нее по вершинам деревьев прыгали две молодые белки, пойманные еще весной старым Ахти Ванхатакки. И для нее же теперь соорудили в гуще этих деревьев беседку, имеющую вид хижины и установленную на маленькой скале, сделанной из колотых камней, откуда открывался вид на озеро.

Впрочем, беседка была сделана не только для нее. Принеся туда вечером по ее приказу круглый чайный столик из гостиной, я увидел с крыльца беседки мигающий за озером огонек. Я не обратил на это внимания, думая, что это случайный огонь какого-нибудь рыбака. Но, отойдя от беседки в сторону, я увидел идущего к ней Рикхарда Муставаара. Он торопился, поглядывая на свои часы. Поднявшись по деревянным ступенькам на крыльцо беседки, он зажег в ответ заозерному огоньку свой электрический фонарик и сразу же отступил с ним в глубину беседки. Я кинул взгляд через озеро, но уже не увидел огонька с того берега, хотя и вышел на самый край обрыва. Стало быть, он мигал из такого места, что был виден только с высоты крыльца беседки. И огонь Рикхарда из беседки тоже видел, наверно, только тот, мигающий с того берега, и никто больше. Вот какое еще назначение оказалось у беседки.

Госпожа устроила в этот вечер внутри беседки чаепитие, и к этому чаепитию подоспел посторонний гость. Рикхард Муставаара привез его через озеро на моторной лодке с того берега. Но прежде чем направиться к хозяйке в беседку, они втроем о чем-то поговорили вполголоса во втором этаже дома. Я видел их в освещенное окно и даже услыхал их голоса, когда прошел мимо лестницы в кухню, чтобы взять с электрической плиты чайник с кипятком. Насколько я понял, заозерный гость был финн, и в его беседе с чужим господином Рикхард Муставаара служил переводчиком. Потом я видел их сидящими за чайным столиком в беседке, но это уже длилось ровно столько времени, сколько нужно, чтобы выпить без торопливости стакан чаю с кексом. А потом Рикхард Муставаара опять увез их гостя в темноте назад через озеро.

Это был знатный финн, судя по его одежде и манере держаться, но зачем ему понадобилось обставлять свое появление здесь таким секретом? Другие финны открыто приезжали сюда через Алавеси и Кивилааксо и слушали мормонские проповеди чужого господина в переводе Муставаара прямо на открытой веранде среди бела дня, без всякой попытки утаивать это от других людей. Почему же этому финну понадобилось укрывать от людей свое с ним знакомство?