Другой взгляд на Сталина

Но в высшей степени показательно чтение ключевых высказываний из показаний Бухарина на суде о его политической эволюции. Бухарин был вполне рассудителен, чтобы понять ступени своего политического перерождения и увидеть, как его угораздило стать участником контрреволюционного заговора. Коэн и буржуазия могут делать все, что в их силах, чтобы реабилитировать Бухарина-«большевика». Для коммунистов показания Бухарина представляют важный урок о механизмах медленного перерождения и перехода в антисоциалистические ряды. Эти признания дают возможность понять позднейшее появление таких фигур, как Хрущев и Микоян, Брежнев и Горбачев.

Вот вашему вниманию текст. Говорит Бухарин:

«Правые контрреволюционеры выглядели вначале как „уклонисты“… Тут мы прошли через очень интересный процесс переоценки частных предприятий, переходу к его идеализации, идеализации владельца собственности. Такой была эволюция. Нашей программой было – процветающая крестьянская ферма частного владельца, но на самом деле в ее конце стоял кулак… колхозы были далеким будущим. Что было признано нами необходимым, так это создание богатых частных собственников. То есть были громадные изменения в отношении и психологии… Я сам изобрел в 1928 году формулировку о военно-феодальной эксплуатации крестьянства, то есть я возложил вину за тяготы классовой борьбы не на класс, который был враждебен пролетариату, а на лидеров этого пролетариата»{501}.

«Если бы мои программные установки были сформулированы на практике, то в экономической сфере это означало бы: государственный капитализм, процветающий мужик-частник, сокращение колхозов, иностранные концессии, отказ от монополии во внешней торговле, и, как результат, восстановление капитализма в стране»{502}.

«Внутри страны нашей программой был… переход к буржуазно-демократической свободе, так как из союза с меньшевиками, эсерами и им подобными следовало, что должна была быть свобода для других партий, свобода коалиций, как это исходило логически из комбинации сил для борьбы с существовавшей властью. Потому как если выбраны союзники для свержения правительства, то однажды после возможной победы они должны были стать партнерами у власти»{503}.

«Мое сближение с Томским и Рыковым относится примерно к 1928–1929 годам – затем контакты и беседы членов того Центрального комитета, тайные конференции, бывшие незаконными по отношению к Центральному комитету»{504}.

«Теперь начались поиски для создания блока. Сначала моя встреча с Каменевым на его квартире. Затем встреча с Пятаковым в больнице, на которой присутствовал и Каменев. И далее встреча с Каменевым на даче Шмидта»{505}.

«Следующий этап в развитии контрреволюционной организации правых начался в 1930–1931 годах. В то время произошло обострение классовой борьбы, кулацкого саботажа, сопротивления кулачества политике партии и т. д.

Трио Бухарин – Рыков – Томский стало нелегальным центром, и следовательно, поскольку и раньше это трио было во главе оппозиционных кругов, теперь оно стало центром нелегальной контрреволюционной организации…

Енукидзе был близок к этому нелегальному центру. У него были контакты с этим центром через Томского…

Приблизительно к концу 1931 года члены так называемой школы были переведены из Москвы на работу в Воронеж, Самару, Новосибирск, и этот перевод был использован в контрреволюционных целях»{506}.

«Примерно осенью 1932 года наступил следующий этап в развитии правой организации, а именно переход к тактике насильственного свержения советской власти»{507}.

«В то время, когда была сформулирована так называемая платформа Рютина, я отметил, что платформа Рютина совпала с платформой правой контрреволюционной организации»{508}.

«От имени правого центра платформа Рютина была одобрена. Существеннейшими признаками платформы Рютина были: „дворцовый переворот“, терроризм, выбор курса на прямой союз с троцкистами. В то время идея „дворцового переворота“ зрела в правых кругах, и не только среди их руководства, но, насколько я помню, среди части тех, кто действовал за пределами Москвы. Впервые эту идею подал Томский, связанный с Енукидзе… который отвечал в то время за охрану Кремля.

Далее… подбор людей для „дворцового переворота“. Это было, когда образовался блок с Каменевым и Зиновьевым. В тот период мы также встречались с Сырцовым и Ломинадзе»{509}.

«Летом 1932 года Пятаков рассказал мне о его встрече с Седовым относительно политики террора Томского. В то время Пятаков и я полагали, что это не было нашей идеей, но мы решили, что вскоре мы сможем найти общий язык и что наши различия в борьбе против Сталина будут преодолены»{510}.

«К этому же периоду относится создание группы заговорщиков в Красной армии. Я слышал об этом от Томского и Енукидзе, которые рассказывали мне, что в верхних эшелонах Красной армии правые, зиновьевцы и троцкисты объединили свои силы; мне назывались имена – я не поручусь, что точно помню их все, – но среди тех, что я вспомнил, были Тухачевский, Корк, Примаков и Путна.