Теперь, когда Ханако задавали вопросы о прошлом, она ощущала почти физическую боль и все чаще вспоминала одну из последних ночей с Рихардом. Тогда, за несколько недель до ареста, он спросил ее, хотела бы она умереть вместе с ним. Она испугалась и ответила, что боится смерти, и Зорге одобрительно кивнул — он еще раз убедился, что эта девушка никогда не врет ему, и сказал, что сам он сможет умереть достойно. Она не в состоянии была понять в тот момент смысла этой фразы, а теперь снова вспомнила ее, представив, как в камере крематория рассыпаются в прах его кости.
Примерно через час их пригласили в другой зал ожидания, где Ханако услышала лязг теперь уже открываемой двери и неприятный звук — как будто что-то вытряхивали в ведро. Появившийся вскоре служащий принес и подставил на подставку большое сито с остатками белых, ставшими похожими на пемзу, очень мелких костей.
Ханако взяла специальные щипцы и, превозмогая себя, принялась перекладывать косточки в заранее заказанную большую урну. Когда кости закончились, служащий пересыпал туда же оставшийся после кремации пепел. Все поместилось как нельзя лучше. Ханако поставила урну в павловниевый ящик, обернула его в фуросики — большой платок, в такие в Японии принято заворачивать разные предметы и использовать для переноски как сумку, обняла ношу обеими руками и опустила голову так, что оперлась лбом о крышку ящика. Пепел был еще горячим…
«В руках я крепко держала оставшуюся кучку обугленного праха. Широко раскрыв глаза, чтобы сдержать готовые хлынуть слезы, я гордо подняла голову и расправила грудь. Этого достаточно, этого достаточно. Зорге живет в моем сердце!»
Весь следующий день Ханако не могла встать с постели. Ей было плохо, но на душе ощущалось удивительное спокойствие. Вечером, перед сном, она поставила урну рядом с подушкой, обняла ее и так уснула. Утром, проснувшись, она осознала, что ее жизнь изменилась. Все последние годы и до самого вчерашнего дня она жила одной мыслью: найти его, то, что от него осталось. И вот эта задача выполнена. Зорге снова с ней. Другой, по-другому, иначе, но это все равно Зорге. Она не забыла его, а теперь, когда урна с его прахом стояла рядом с ее постелью, она ощущала на плечах его тяжелые руки и чувствовала, как медленно, постепенно ее душа и тело наполняются незнакомой ей раньше спокойной любовью и энергией. Зорге найден. Теперь надо бороться дальше.
Память
20 ноября 1949 года Ханако написала адвокату большое письмо, поблагодарив за поддержку, которая, по правде говоря, совершенно ничего ей не дала, и сообщив об эксгумации, а еще через неделю отправилась в издательство, задолжавшее ей деньги. На этот раз она торговалась с директором, который выбил у нее скидку в тысячу иен из ее гонорара, но взамен пообещал выдать всю сумму сразу, а Ханако срочно нужны были деньги, чтобы расплатиться за новую могилу и ритуал перезахоронения. В начале декабря к ней действительно заглянул все тот же парень-каменотес, чтобы до конца оформить договор и напомнить о необходимости заплатить за могилу до конца года.
В январе 1950 года Миякэ внезапно посетил редактор издательства со своеобразными извинениями за утрату портрета Зорге. В качестве компенсации он предложил оплатить изготовление большого скульптурного портрета разведчика одним знакомым мастером. Ханако его тоже знала, это был довольно известный скульптор, и она согласилась, справедливо рассудив, что от этого она уж точно ничего не потеряет. Уже в феврале редактор и скульптор навестили ее вместе, чтобы услышать от нее о Зорге как можно больше. Пожалуй, это было первым ее большим «интервью» о Рихарде, которые со временем стали обычным делом — кого только не принимала она у себя дома. Беседа была долгой, скульптор, кажется, проникся услышанной историей, а на прощание Ханако отдала ему маленький снимок Зорге, после чего скульптор пропал на два месяца. Лишь в начале мая, когда Миякэ уже совсем извелась, он смог приступить к работе.
Через какое-то время он пригласил Ханако посмотреть эскиз скульптуры в свой дом в далеком от центра районе Сакура Дзёсуй. Она с большим удовольствием приняла приглашение и скоро стояла посреди большой комнаты в огромном, похожем на деревенский доме перед вращающейся подставкой. На ней было установлено что-то, накрытое чистой белой тканью. Мастер подошел к стенду и сдернул тряпку. Первое, что подумала Ханако, увидев портрет, было: «Непохож». Несмотря на то что скульптура была уже почти готова и вряд ли имелась возможность внести серьезные изменения, Ханако не могла себя перебороть. «Непохож, — сказала она мастеру, когда тот поинтересовался ее впечатлением. — Совсем непохож».