Дружба по расчету. Культура и искусство в советско-финских отношениях, 1944–1960

Национальная опера Финляндии осталась желанным партнером для СССР и после стабилизации ситуации после оккупации Венгрии. Осенью 1957 года Алми и Толонен отправились в Москву договариваться с Министерством культуры СССР об обменах на следующие два года[709]. В Москве Алми и Толонен жили в гостинице «Савой» – излюбленном месте советской элиты. Первым пунктом договора, появившегося в результате длительных переговоров, стало инициированное, очевидно, Национальной оперой Финляндии приглашение финских танцовщиков в качестве солистов в Большой театр в январе 1958 года[710]. Для балета «Бахчисарайский фонтан» необходимо было выбрать двух – четырех солистов. Этим занялись уже посещавшие Финляндию с визитами Захаров и Никитина. В конечном итоге балетмейстеры решили, что Лео Ахонен приедет из Ленинграда, где он как раз проходил обучение, а из Финляндии – Клаус Салин, Дорис Лайне и Маргарета фон Бар. Этим проектом Национальная опера могла значительно повысить статус своих основных танцовщиков. Кроме того, в ходе переговоров Национальная опера выразила пожелание опять направить двоих студентов-танцовщиков в Ленинград для обучения в течение учебного года 1958/1959. Сейя Сильверберг (р. 1935) и Сеппо Коски (1941–2007) приехали в Ленинград в указанном учебном году, так что, судя по всему, и этот пункт был осуществлен. Сейя Сильверберг получила от Фонда Йенни и Антти Вихури грант на 1958 год на учебу в СССР[711].

С визитом Лайне, фон Бар, Салина и Ахонена связан интересный отчет, составленный сопровождавшим танцовщиков переводчиком. Этот переводчик, очевидно, находился с финскими артистами и в Ленинграде, когда группа выступала в Театре оперы и балета имени С. М. Кирова с 24 апреля по 2 мая. По мнению переводчика, члены группы имели очень узкую и пассивную картину мира, особенно женщины. Автор отчета посчитал, что женщины во время пребывания в Ленинграде вели себя неуважительно и имели слишком много различных пожеланий, которые было либо трудно, либо невозможно исполнить. Они, например, настаивали на том, что им необходимо попасть в Москву на празднование Первомая, обменять полученные в качестве гонорара советские деньги на марки и потратить их в ресторане типа «кабаре», танцуя до утра. Кроме еды, вина, магазинов, некоторых театров и легких развлечений, их ничего больше не интересовало. Да и балет, согласно словам автора отчета, для них был не искусством, а источником дохода[712]. Этот текст хорошо демонстрирует столкновение двух разных миров. По мнению переводчика, молодым людям следовало бы потратить свои деньги на сувениры и советскую продукцию вместо развлечений. В любом случае, на что-то их необходимо было потратить, раз уж вывезти из Советского Союза было невозможно.

Следующий визит балетной труппы Большого театра в Хельсинки весной 1958 года не был реализован в изначально согласованной форме. Вместо балетной труппы в Финляндию приехала группа солистов высочайшего уровня, включавшая танцовщиков из Большого и других театров. Практика обмена солистами с Большим театром, как и надеялась Национальная опера, продолжалась, и для постановки новой балетной продукции на осень 1958 года в Хельсинки прибыл приглашенный балетмейстер[713]. Велись переговоры о новом визите Национальной оперы в Москву. Однако это событие произошло лишь спустя 25 лет – в мае 1982 года. На переговорах 1958 года принимающая сторона обошла вопрос вежливо, но решительно.

Многолетние конспекты Альфонса Алми рассказывают о долгих и непростых переговорах. Алми постоянно делал расчеты и на ходу корректировал планы. Основные пункты не менялись, но, например, даты визитов солистов передвигались, а приезд хореографа обсуждался как с точки зрения кандидатуры, так и в отношении гонорара. Вместо уже поставившего в Хельсинки два балета Захарова был командирован Леонид Лавровский, чья слава основывалась в первую очередь на постановке оригинальной хореографии для балета Прокофьева «Ромео и Джульетта»[714]. Он, как и Захаров, был одним из ведущих хореографов своего времени. Лавровский приехал ставить советскую версию классического балета «Жизель». Первоначально условия его визита были такими же, как и ранее у Захарова[715].