Читаем Дружба по расчету. Культура и искусство в советско-финских отношениях, 1944–1960 полностью

В 1957 году в Ленинград приехали учиться двое молодых финских танцовщиков – Сонья Таммела (р. 1937) и Лео Ахонен (р. 1939). Это стало возможным в результате договора между Национальной оперой Финляндии и Министерством культуры СССР, при этом никакого межгосударственного или международного договора, касающегося обучения, по-прежнему не существовало. По словам Таммелы, она и Ахонен были отобраны из числа танцовщиков Национальной оперы Финляндии, возможно, потому, что были самыми молодыми из записавшихся в конце зимы 1957 года. Когда Национальная опера Финляндии находилась в Ленинграде с визитом в сентябре 1957 года, Ахонен и Таммела входили в состав делегации, но не вернулись в Финляндию вместе с группой, а остались в Ленинграде, чтобы начать обучение. Ощущения, по словам Таммелы, были ужасными, ведь ни тот, ни другой не знали русского языка. Когда Алми и Толонен в ходе визита Национальной оперы Финляндии побывали в интернате для учащихся Ленинградского хореографического училища, то в ужасе потребовали, чтобы Ахонен и Таммела имели возможность поселиться в гостинице «Европейская» на время учебы. С требованиями финской стороны для видимости согласились, но, как только остальные финны уехали, танцовщиков перевели в интернат. После первого шока (Таммелу, например, пытались разместить в одной комнате с одиннадцатью 12-летними ученицами хореографического училища) жизнь начала налаживаться, когда Таммелу поселили в одной комнате с тремя иностранками и одной русской студенткой. Постепенно она привыкла даже к тараканам с клопами[529].

Ахонену потребовалось больше времени, чтобы свыкнуться с новыми обстоятельствами. Его тоже поселили в одной комнате с тремя иностранцами и одним русским. Этот русский стал вскоре самым известным балетным танцовщиком XX века. Его имя Рудольф Нуреев (1938–1993).

Таммела происходила из аполитичной семьи, а родители Ахонена придерживались левых политических взглядов, и у него были бóльшие ожидания в отношении Советского Союза. Однако, никто из них не был разочарован Ленинградским академическим хореографическим училищем им. А. Я. Вагановой, наоборот, оба финских танцовщика считали, что получают лучшее в мире образование. Тем не менее, на второй курс ни один из них не захотел оставаться исключительно из‐за условий проживания. Таммела позже писала, что, посещая СССР в 1960‐е, она замечала, как повышается уровень жизни по сравнению с тем, что она наблюдала во второй половине 1950‐х годов[530].

Обучавшиеся в Ленинграде и Москве финны быстро обзаводились контактами, которые помогали им выжить в непростой чужой среде. В конце 1950‐х годов население СССР страдало от дефицита потребительских товаров, и у приезжавших из Финляндии молодых студентов часто не было возможности приобрести необходимые им в быту вещи. Таммела вспоминает, как ей помогал живавший в гостинице «Европейская» финский исследователь-медик Аймо Салминен (р. 1929). Она и Ахонен приходили к нему в номер принимать душ, и Салминен много раз угощал их в ресторане гостиницы. Еду, которой кормили в интернате, трудно было назвать хорошей или вкусной. Таммела вспоминает, как они придумали зарабатывать тем, что покупали в СССР огромные банки с икрой и продавали их потом по многократно завышенной цене в гостинице «Kalastajatorppa», когда приезжали в Финляндию[531].

За весь год пребывания в СССР Таммела и Ахонен ни разу не встретили своих соотечественников. По ощущениям Таммелы, в 1960‐х годах в Ленинград стало приезжать значительно большее количество финнов, в том числе и финских студентов. С режиссером Валентином Ваала (1909–1976) Таммеле и Ахонену удалось встретиться, когда он ставил в БДТ им. М. Горького спектакль по пьесе Хеллы Вуолийоки «Женщины Нискавуори»[532]. Валентин Ваала, при рождении Валентин Иванов, свободно говорил по-русски[533].

Таммела рассказывает также, что вплоть до Рождества за ними вне училища везде следовал «хвост», который никогда не подходил слишком близко и не заговаривал с ними. Он сопровождал финских танцовщиков и в магазины, и в театры. Однако после рождества слежка прекратилась. По словам Таммелы, ни к ней, ни к Ахонену никогда не подходили с расспросами. Западные студенты были настолько редким явлением в то время, что в слежке нет ничего удивительного. При этом западная культура уже распространилась настолько, что посетивший Ленинградское хореографическое училище министр культуры СССР Михайлов попросил Ахонена и Таммелу исполнить джайв – модный в то время на Западе танец. Джайв был добавлен также в балетный спектакль, поставленный в Театре оперы и балета имени С. М. Кирова по роману Гарриет Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома». Ахонен и Таммела должны были научить этому танцу исполнителей партий в балете[534].

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное