Дружественный огонь

Дойдя до входных ворот, Яари с удивлением обнаружил, что беспорядочный гражданский хаос, словно по волшебству, исчез из жизни армейских новобранцев. Площадка, отведенная для пикников, была пустынна, автомобили исчезли бесследно, не оставив после себя ни бумажных салфеток, ни пустых пластиковых бутылок из-под минеральной воды. Не видно нигде было и собственной его машины, которую он отдал сыну, а, кроме всего прочего, только сейчас он вспомнил, что в «бардачке» он оставил и свой мобильник, который всегда держал в специальном кармане.

Зеленоватые зигзаги молний полосовали небо, сопровождаемые раскатами грома. Перепуганные дети жались к нему, насквозь промокший кусок кальки на его голове истекал слезами. Не думая о том, в каком состоянии его спина, она поднял обоих внучат на руки и бросился к караулу.

Рослый солдат в полной военной форме строго посмотрел на них. Дружелюбно настроенный эфиоп был сменен новобранцем из России, который, нахмурившись, разглядывал одетую в гражданскую одежду троицу, желавшую, судя по всему, укрыться вместе с ним. Был ли он тоже солдатом-одиночкой, чья мать предпочла остаться в России? Яари этого не знал; более того, и знать не хотел. Сейчас ему было не до того. В углу стояла плетеная корзина, до верха заполненная продуктами.

«Мама, мамочка… где ты; папа, папочка, где ты?» Эти стоны маленькой девочки вовсе не были адресованы кому-то персонально, нет – скорее всего, тоненький, душераздирающий, похожий на завывание ветра голосок вызван был вполне понятной тревогой. Яари обнял внучку, прижав к себе ее почти невесомое тельце, ощущая ее воздушность – в отличие от того, когда он обнимал ее брата; он прижимал ее к себе, к своей груди, чувствуя биение ее маленького испуганного сердца, из которого, как ему казалось, и доносились это сдвоенные жалобные вопросы: «Мама, мамочка, где ты? Папа, папочка, где ты?» И чем больше он пытался успокоить малышку, тем сильнее ощущал ее страх, каким-то неведомым образом переходивший от нее к нему самому. Никаких оснований, – говорил он сам себе, – подозревать несчастье, двигатель в его машине был совсем новым, да и сам автомобиль тоже… и единственное, что могло послужить причиной задержки, это несчастный случай…

В захлестываемой проливным дождем сторожке, рядом с огромным солдатом из России, сердито стряхивавшим маленькую детскую ручонку, доверчиво вцепившуюся в приклад его полуавтоматической винтовки, рациональный мозг инженера-практика перебирал одну за одной все возможные ситуации, начиная от простого заноса из-за слишком гладких покрышек до крушения из-за поломки руля. «Черт бы его побрал, – костерил он самого себя, – будь я проклят, если понимаю, как можно, зная, что я остался здесь с двумя малышами, ожидающими вас, исчезнуть, столько времени не давая о себе знать. И это здесь, дома. А что было бы, случись нечто подобное в Африке?» И в голове его видения ужасной автокатастрофы снова и снова возникали во всех, когда-либо виденных им подробностях.

И в последствиях.

Как сможет он сказать Даниэле, чтобы она бросила свое преподавание, расставшись с преданными ей учениками, и полностью отдалась воспитанию внуков? Каким образом можно будет сдать в аренду – или продать – квартиру Морана – и за сколько? Каким окажется уровень страховки… и кто теперь выступит в суде, в споре по поводу повреждений, возникших со временем в лифтах. Мысленно он проговорил уже некоторые моменты, которые позволят в дальнейшем наилучшим образом пристроить крыло к их дому – специально для детей, и решил, как сможет он склонить Нофар к тому, чтобы она стала – официально – приемной их матерью после того, как его с Даниэлой не станет.

Холодный ветер обвевал его мокрые волосы. Колени тряслись. Его терзал страх, и точные решения, тщательно им обдуманные, не сулили ему ничего утешительного. Взгляд русского солдата все чаще застывал на маленькой пухлой ручонке, то и дело тянувшейся к прикладу винтовки М-16. А рвущий душу детский стон продолжал висеть в воздухе:

«Мама, мамочка, где ты, папа, папочка, где ты?»

– Они вернутся, Нета, вот увидишь. Я тебе обещаю. Они не забыли про нас.

И действительно! Несколько минут спустя сверкнули автомобильные фары. Затем мотор замолк, и Моран, обнаруживший убежище своего семейства, бегом пересек дорогу, отворил дверь караулки и, схватив в охапку детей, поспешил со всей троицей в теплое брюхо машины.

– Я виноват, папа! Прости… не сердись… мы потеряли понятие о времени…

И Моран, и Эфрат промокли насквозь, с них просто лилась вода, а просторный дождевик невестки был весь в грязи, с листьями, облепившими всю спину. Это несложно было разглядеть Яари, когда он только перевел взгляд с сына на молодую женщину, сидевшую рядом со своим мужем, то и дело отводя от него взгляд, и не высказывая никакого желания дотронуться до двух малышей, прижавшихся друг к другу за водительским креслом – вид у нее был такой, словно неуемная какая-то сила мешала ей заняться ими.

– Дедушка засовывал меня в танк, – с гордостью доложил мальчик.