Друзья

Имре Давиду все меньше нравился этот разговор. Он не счел нужным отвечать на вопрос. Если он скажет, что подобный человек заслуживает всяческого уважения, этот борзописец его просто не поймет.

— А вы не поделитесь со мной своими догадками, почему брат не сказал мне насчет Залы?

— Да, конечно. Фери как-то заметил, что работники фабрики не станут вам жаловаться на Залу, зная, что вы с ним друзья. А поэтому вам вряд ли что-нибудь известно о его темных делишках.

— А что же это за темные делишки, товарищ Вебер?

Журналист полистал блокнот.

— Вот, пожалуйста. Авторы нескольких писем возмущаются, как может Зала быть членом партии, когда у него на совести тяжкие преступления. Будучи в Бодайке партийным секретарем, он злоупотреблял властью, сажал людей в тюрьму на основе ложных обвинений.

Имре Давид нахмурился:

— Это сплетни. Что дальше?

— Дальше больше. Грубо обращается с подчиненными, позволяет себе вульгарный тон по отношению к женщинам. Недавно устроил скандал в «Синем журавле». Напоил до бесчувствия молодую работницу Анико Хайду, избил официанта. Еще жалуются, что он постоянно рыскает по цехам, следит за всеми, сует нос во все дырки.

Имре Давид встал, сунул руки в карманы.

— А вы что делали все утро в цехах?

Вебер засмеялся:

— Раскрывал чужие секреты и развязывал языки.

— Каким образом?

— Есть одно средство. Старо, как мир, но действует безотказно.

— Любопытно. Поделитесь опытом.

— Надо убедить людей, что тот, кем ты интересуешься, уже живой труп.

— По имени Миклош Зала?

— Вот именно.

— Оригинальный способ развязывать языки. И что, люди вам верили?

— Дорогой товарищ директор, плохому всегда поверят. В хорошее верится с трудом. Приведу пример. Вот вы человек достаточно авторитетный и на фабрике, и в уезде, пользуетесь уважением. А представьте себе, что завтра здесь появится журналист, скажем, из столичной газеты и начнет собирать о вас какие-нибудь компрометирующие сведения. Сразу пойдут пересуды: «Ай-ай-ай, видать, товарищ директор сильно проштрафился!» И люди тотчас выложат ему все свои обиды, особенно если он шепнет, что можно говорить откровенно, поскольку вы уже…

— Живой труп?

— Совершенно верно. — Вебер налил себе в стакан тоника, выпил. — Вообще, дорогой товарищ директор, могу сказать без ложной скромности: мне удавалось сваливать и не таких зубров, как Зала.

Имре Давид, сделав вид, будто хочет взять свой стакан, наклонился и схватил со столика блокнот Вебера. Журналист запротестовал было, но Имре его успокоил:

— Я только взгляну. Вы же ходили без моего разрешения по цехам. А теперь я хочу заглянуть в вашу лабораторию. Спокойно, друг мой, не надо волноваться. Я только посмотрю, сколько информации вы собрали о «живом трупе». И от кого. — Он с трудом разбирал неровный почерк Вебера и все же сразу заметил несколько имен. Тут были высказывания тети Ирмы, Зоннтага, Фекете, Ирен Ауэрбах, Колесара, Хази. Многое он не смог разобрать, потому что записи делались наспех. На одной из страниц он с удивлением обнаружил фамилию Анико Хайду. Сумел прочесть, что, по ее словам, Зала давно за ней приударяет, неоднократно склонял ее к сожительству… Дальше опять шла неразборчивая скоропись. Затем в глаза Имре бросилась подчеркнутая фраза: «Да, конечно, если надо, я под присягой подтвержу, что он меня ударил…» Ниже стояла дата: 15 марта 1970 года… Имре взглянул на побледневшего журналиста:

— Вы не перепутали дату? Может, вы имели в виду март пятидесятого года?

— Почему?

— Потому что тогда были в моде подобные провокации, — сказал Имре, бросив блокнот на стол. — И вот что я вам скажу. Возможно, это самая паршивая фабрика в нашем паршивом уезде. И возможно, вам действительно нет равных в охоте на зубров. Но зарубите себе на носу: здесь, на этой фабрике, работают люди, понимаете, люди, а не живые трупы. А сейчас пошел вон, мерзавец!

Лицо Вебера покрылось пятнами, он попытался протестовать, но Имре Давид уже потерял терпение:

— Вон отсюда, сукин сын! Чтоб я тебя здесь больше не видел!

Вебер поспешно ретировался.

23

Ирен остановила машину у здания уездного совета и поднялась к мужу. Было пять минут двенадцатого. Она по-приятельски расцеловалась с поднявшейся навстречу секретаршей Ауэрбаха Верой и прошла в кабинет.

Ауэрбах удивился, увидев жену. Мучимый дурными предчувствиями, он вышел из-за стола и с беспокойством спросил, что случилось, ведь они еще утром договорились, что Ирен позвонит ему с фабрики. Да, да, ответила Ирен, все правильно, но на фабрике появился журналист Вебер, который собирает материалы о Миклоше Зале, и она решила проехать к Ференцу Давиду, узнать, с чего это вдруг газета заинтересовалась Залой.

— Ну и как, узнала?

— Да, оказывается, в редакцию постоянно приходят анонимки, и Ференц Давид решил, наконец, разобраться в этом деле.

— С Имре ты еще не разговаривала?

— Пока нет. Хотелось бы, чтоб ты тоже при этом присутствовал как член уездного комитета партии. Я вызову Залу — пусть при всех расскажет о своих делишках. Так что приходи к часу дня.