Друзья

Богнар закрыла глаза. Боль от вчерашних ударов все еще не проходила. Но не могла же она признаться, что вчера муж избил ее из-за Терезы! Он явился под градусом: целый вечер они где-то пили с Шани Ауэрбахом. Шани — насколько Богнар поняла из пьяной речи мужа — обвинил ее в том, что она вкупе с Терезой шпионит за Ирен. Напрасно она объясняла пьяному буйволу, что не имеет к этому никакого отношения. Он ей не поверил. Ведь его «кореш» Шани Ауэрбах собственными глазами видел у Миклоша Залы ведомость Ирен.

— Почему ты без моего ведома взяла из архива учетную ведомость Ирен Ауэрбах? — спросила Богнар.

— А разве я не имею права на это? — возразила Тереза. — Я все-таки начальник группы. Покажи мне в инструкции такой пункт, который запрещает начальнику группы проверять платежные ведомости. Я обнаружила в них целый ряд несоответствий, а поскольку тебя это не заинтересовало, представила свои расчеты директору. По моему глубокому убеждению, на этой проклятой фабрике уже много лет происходят махинации с зарплатой. Людям выплатили миллионы форинтов, которых они не заработали.

Богнар побледнела.

— Ты шутишь.

— Нет у меня никакой охоты шутить.

— Значит, все-таки правда, что ты глаза и уши Имре Давида. Доносчица несчастная!

— А ты не могла бы дать мне это заключение в письменном виде?

Богнар глубоко вздохнула:

— Я дам тебе один совет, Тереза, если тебе уж так нравится быть ищейкой. Приглядывай за своим мужем. Выясни, куда он ходит и с кем встречается. Неужели тебе совершенно безразлично, что он путается с Анико Хайду и обещает этой семнадцатилетней девице жениться на ней? Напрасно ты его защищаешь. Возьмись за ум. Я из добрых побуждений тебе это говорю, мне просто жалко тебя.

У Терезы закружилась голова, когда она вышла из кабинета Богнар. На каждом шагу она слышала о скандальной связи Миклоша Залы и Анико Хайду. Некоторые смеялись за ее спиной, другие сочувственно пожимали руку: «Тереза, это правда? Вас действительно бросил муж?», «Плюнь, золотко, смотри на эти дела проще. Мне тоже муж изменял. А потом и вовсе ушел к какой-то потаскухе и оставил меня с двумя детьми», «Я тебе скажу откровенно; Тереза. Я была потрясена, когда узнала, что ты — жена Миклоша Залы. Чтобы такая умная, такая хорошенькая девушка вышла замуж за негодяя! Да-да, он самый настоящий негодяй, и лучшее, что ты можешь сделать, — послать его к чертовой матери и отделаться от него как можно скорее», «Он безбожник, ни разу в жизни не был в церкви. У Иисуса Христа тоже были враги, но он простил их перед распятием. А твой муж никому ничего не простил. Сотни семей выгнал с родной земли, а тех, кто остался, посадил за решетку».

Тереза сидела за столом и чувствовала, как к горлу подступают рыдания. Она просматривала «Финансовый вестник», но буквы расплывались перед глазами и смысл прочитанного ускользал от нее. Тереза вспомнила, как однажды после страстных любовных объятий они с Миклошем до утра лежали без сна и разговаривали. Он тогда сказал: «Тереза, приготовься к тому, что здесь, в Бодайке, ты услышишь очень много сплетен и кривотолков. Но что бы тебе ни говорили, запомни одно: я никогда не нарушал закона, никому не мстил и мои руки не обагрены человеческой кровью. Я всегда честно выполнял свои обязанности, какие бы они ни были. Прошу тебя, верь мне».

Она подняла взгляд на стену: оттуда с написанной маслом репродукции ей загадочно улыбалась Мона Лиза. Затем взгляд ее скользнул по столу и остановился на фотографии Миклошки. Ребенок был сфотографирован еще до болезни. В глазах его сверкали веселые искорки, волосы растрепал ветер. «Бедняжка, — подумала Тереза. — Что с нами всеми будет? И почему только мы такие несчастные?»

Был уже полдень. Тереза, как обычно, сварила кофе, перелила его в термос и спустилась к Миклошу в механический цех. Гизи приветливо поздоровалась с ней, поставила на поднос две чашки и налила в них кофе из термоса, успев при этом сообщить Терезе, какие пластинки ей удалось купить в Будапеште. Гизи обожала музыку, особенно классическую, хотя не чуждалась и джаза.

— Теперь я уже знаю, что подарить тебе на день рождения, — сказала Тереза.

— Что же? — Лицо Гизи раскраснелось от волнения.

— Есть у меня замечательная пластинка Рихтера. Какой-то фортепианный концерт. Не помню автора.

Тереза взяла поднос, улыбнулась Гизи и вошла в кабинет. Миклош стоял у чертежной доски: он любил чертить, хотя это и не входило в его обязанности. Услышав скрип двери, он обернулся, подошел к Терезе.

— Привет. — Взяв поднос, Миклош поставил его на стол. — Садись.

Тереза села и принялась маленькими глотками пить кофе. Она пришла сюда с твердым намерением «прочистить мозги» мужу. Ей совершенно не улыбается роль жертвенной натуры. До чего ж, однако, неприятно плыть против течения!

— Скажи, что у тебя общего с Анико Хайду?

Миклош удивленно взглянул на Терезу:

— Да много всего. Стены, двери, дороги, тротуары…

— Не паясничай!

Зала поставил чашку.

— Не понимаю. Что тебя интересует?