Друзья

Фабрика выполнила годовой план, а также и план по прибылям. Настроение царило приподнятое: всем начислили премию в сумме двенадцатидневной зарплаты. Радовался и Миклош, понимая, что немалую роль в общем успехе сыграла реорганизация механического цеха. С января цех работал по основательно разработанному графику. Миклошу удалось доказать людям, что их заработки не снизятся, а труд станет менее тяжелым. Рабочим нравилось, что Миклош хорошо разбирается в своем деле и все его указания ясны и конкретны. Он не гнался за дешевой популярностью, последовательно вел свою линию, но иногда срывался, становился раздражительным, бывал груб с подчиненными и крыл трехэтажной бранью кого ни попадя. Только одному человеку он никогда не грубил — истопнику Палу Зоннтагу. Даже в малом не давал он почувствовать бывшему хозяину фабрики, что может отплатить ему за перенесенные когда-то по его вине страдания. К тому же работал Зоннтаг добросовестно, истопником был квалифицированным, и рабочие механического цеха с почтением относились к тихому старичку. Зала делал вид, будто они раньше не были знакомы, и не упоминал о прошлом. Так же вел себя и Зоннтаг.

Миклош уже давно заметил, что в прядильном цехе, работавшем круглосуточно, происходит что-то странное. Некоторые работницы задолго до окончания смены останавливали станки и исчезали в раздевалке, а потом спокойно расходились по домам. Миклош не мог понять, в чем тут дело. Станки должны работать безостановочно, ведь производительность и так низкая. Конечно, он здесь не был начальником и это не входило в его компетенцию, но его обуревало любопытство. Однажды, обходя цех, он остановился у станка Маргит Татар, решив порасспросить девушку. Он давно заметил, что Маргит не испытывает к нему такой враждебности, как остальные. Иногда даже улыбается. Миклош обратил внимание, что из цеховой конторки за ним наблюдает Ирен Ауэрбах, но не придал этому значения.

— Скажите, Маргит, — начал он, — а почему многие уже закончили работу?

Маргит посмотрела на бездействующие станки, потом подняла взгляд на Миклоша.

— Они опытные, и работают быстрее меня. А ведь вы сами видите, я стараюсь, как могу. Но больше ста процентов у меня не выходит при всем желании.

— А у них?

— Ну, у них и по сто тридцать получается. Как они этого добиваются, я не знаю. Я ведь здесь всего только полгода. Ну, может, со временем научусь.

— Несомненно. — Миклош ободряюще улыбнулся девушке и пошел дальше.

Ауэрбах сразу же вышла из конторки и направилась к Маргит.

— Чего хотел Зала? — спросила она.

Маргит поправила мотки.

— Поинтересовался, почему другие закончили работу раньше времени.

— И что же ты ответила? — насторожилась Ауэрбах.

— Сказала, что они более расторопные. А у меня так не получается, сколько б я ни старалась.

— Больше вы ни о чем не говорили?

Маргит нахмурилась.

— А если и говорили, так что из этого? Разве мне нельзя разговаривать с Залой?

Тон Ауэрбах смягчился:

— Ради бога, голубушка. Ты меня просто неправильно поняла. Только, знаешь, Зала тут все-таки не начальник.

— Я знаю, — сказала Маргит. — Не надо мне делать замечания.

— Что с тобой? Ты никак сердишься на меня? — спросила Ауэрбах. — Откуда такая враждебность?

Маргит сноровисто снимала со станка намотанные бобины.

— У меня нет вражды ни к кому. Просто я не люблю, когда меня допрашивают.

— Ну хорошо, хорошо, будем считать, что я ничего не сказала, — промолвила Ауэрбах, помогая девушке поставить пустые катушки.

Маргит запустила станок.

— Знаешь, Ирен, — произнесла она миролюбивым тоном, — мне самой интересно, как это у других так ловко получается. Я же стараюсь не меньше, чем они. Вот потрогай спину — вся мокрая. Даже в туалет не могу сходить из-за этого проклятого станка. А норму-то не выполняю.

— Радость моя, — добродушно сказала Ауэрбах, — это вопрос практики, только и всего. Я шесть лет проработала на таком станке, а ты всего полгода. Не горюй. Ты девушка способная, работящая. Научишься. Ты больше не сердишься на меня?

— Нет.

— Ну, пока.

Ауэрбах улыбнулась девушке и вернулась в конторку. Там уже находился Шандор Фекете, молодой начальник цеха. Вопреки фамилии[23] у него были белокурые длинные волосы, почти до плеч. Узкое лицо с коротким вздернутым носом обрамляли густые бакенбарды, а над тонкой верхней губой топорщились светлые усы. Недавно ему исполнилось тридцать лет. Он закончил текстильный техникум и два года назад женился на младшей сестре Шандора Ауэрбаха, породнившись таким образом с этим семейством. Ирен он уважал и в то же время побаивался, зная, что его свояченица связана дружескими узами с Имре Давидом, Балинтом Чухаи и многими руководителями области. Поэтому старался ей всячески угождать, прислушивался к ее советам и никогда не спорил. Он отдавал себе отчет в том, что его продвижение по службе во многом зависит от Ирен. А она и не пыталась скрывать, с какими важными шишками проводит выходные дни. Ей доставляло удовольствие бросить с равнодушным видом, как бы между прочим:

— Шаника, вчера вечером у Давидов и тебе перемыли косточки.

— В самом деле, Иренка?