Друзья и недруги. Том 1

Заметив едва уловимую усмешку, пробежавшую по его губам, Элизабет похолодела от страха. Ей пришла в голову мысль, что он может потребовать то, на что она не согласится ни при каких условиях. Прижав к животу ладони извечным жестом матери, защищающей будущего ребенка, она, не сводя с Вилла глаз, покачала головой.

– Травить его я не стану, даже не думай об этом! Ведь он уже живой, – помедлив, она почти беззвучно добавила: – И он твой.

Выслушав ее, Вилл глубоко вздохнул.

– Какая же ты глупышка, Лиз! Как ты могла подумать, что я заставлю тебя пойти на такое? От этого ведь и умирают. Иди-ка сюда, ко мне!

Она не шевельнулась, по-прежнему не сводя с него широко раскрытых, полных отчаянной решимости глаз, и тогда он сам обнял ее и сильным движением пересадил с травы себе на колени. Обнимая Элизабет, Вилл испытал неведанное до сих пор чувство: в его руках была не просто она, а ее жизнь, даже две жизни. Он вдруг с предельной ясностью осознал, что только от его слов, которых сейчас ждет и боится услышать Элизабет, будет зависеть, как сложатся эти жизни – благополучно или крайне несчастливо. Время юношеской беспечности миновало, и вопрос, от которого он прежде небрежно отмахивался, превратился в едва ли не самый главный и требовал разрешения. Вилл глубоко вздохнул, и в его глазах отразилась готовность пойти навстречу судьбе и исполнить свой долг.

– Ничего не бойся, Лиз, – услышала Элизабет его спокойный уверенный голос, – я не оставлю тебя. Мы обвенчаемся.

Когда она услышала то, на что не смела даже надеяться, силы окончательно покинули ее, и она взахлеб разрыдалась, уткнувшись лицом Виллу в грудь.

– Что ты, милая?! – испуганно воскликнул Вилл. – Немедленно перестань! Тебе теперь нельзя плакать.

Она закивала, унимая слезы, и крепко прижалась к груди Вилла, сцепив руки вокруг его стана. До разговора с ним ее охватывало отчаяние – сейчас же, когда будущее озарилось ярким светом, Элизабет была переполнена счастьем. Она подумала, что если все разрешилось так замечательно, то, может быть, ей повезет и в другом: она наконец услышит от него долгожданные, заветные слова. Элизабет очень надеялась, что Вилл любит ее, но ведь он никогда не говорил ей о своих чувствах. И она еле слышно спросила:

– Почему ты решил жениться на мне?

Руки Вилла сильнее сжали Элизабет в объятиях, а сам он потерся щекой о ее голову и вздохнул с бесконечной печалью.

– Потому что я не желаю своему ребенку такую же чашу обид и унижений, которую довелось испить мне. Не хочу, чтобы он, слыша за спиной слово «ублюдок», так же скрежетал зубами, как я, не зная, что ответить. Даже в Веардруне, где меня величали лордом, все равно вились такие же шепотки. В детстве я бил сверстников, дразнивших меня этим словом, в Веардруне Робин пускал в ход кулаки, если слышал его. Нет, Лиз, познав такую судьбу, никому ее не пожелаешь, и меньше всего – собственному ребенку!

Элизабет незаметно для Вилла вздохнула с грустью и разочарованием. С другой стороны, могла ли она получить все и сразу? Он женится на ней! Разве этого мало, чтобы вздохами искушать судьбу?

– Пойдем домой, милая, – сказал Вилл. – Роса, ты можешь простудиться, а тебе надо беречь себя.

Держась за руки, они пошли обратно в селение, и, проходя мимо своего дома, Элизабет невольно замедлила шаг. Заметив это, Вилл крепче сжал ее руку и рассмеялся.

– Незачем, Лиззи! Твои родители уже привыкли, что ты каждую ночь проводишь со мной. Завтра утром пойдем к ним вместе.

Они пришли в дом Вилла, поднялись по лестнице в его спальню и разделись с такой привычностью, словно давно побывали в церкви и обменялись брачными обетами. Когда Элизабет легла в постель, Вилл окинул ее долгим пристальным взглядом и улыбнулся.

– Я, наверное, ослеп! У тебя живот распух и округлился, а я вчера ничего не заметил!

Он лег возле нее, обнял и закрыл глаза. Элизабет подумала, что Вилл уснул, как вдруг он беспокойно поворочался, перевернулся на бок и посмотрел на нее непривычным, едва ли не жалобным взглядом.

– Лиз, мне, наверное, теперь не стоит трогать тебя, но я ничего не могу с собой поделать. Я очень хочу тебя!

Элизабет даже рассмеялась: настолько необычным был просительный тон для всегда властного и уверенного в себе Вилла.

– Вилл, любимый, ты стал просить то, что столько времени брал без спроса? – глядя в его золотистые, янтарные глаза, Элизабет нежно провела ладонью по щеке Вилла и тихо сказала: – Пожалуйста, милый! Я тоже очень хочу тебя.

Услышав ее признание, Вилл рывком привлек к себе Элизабет, закрыв ей рот страстным поцелуем, но, тут же опомнившись, осадил себя и стал очень бережен, так бережен, каким не был и в первую ночь. Он искупал ее в своей нежности и, засыпая, положил ладонь ей на живот, словно защищал и Элизабет, и ребенка от неведомой опасности.

– Надо же! – прошептал он, обняв ее и поцеловав в лоб. – Ты этой осенью подаришь мне сына!

– А если родится дочь? – улыбнулась сквозь подступающий сон Элизабет и услышала:

– Я стану гордиться ею – ведь она будет так же красива, как ты.