Друзья и недруги. Том 2

– О какие слова, достойные менестреля! Почему же ты не выхватил меч, не сразил палача, чтобы прекратить пытки?

– У шерифа был не один палач. Вместо убитого позвали бы другого. Для леди Марианны ничего бы не изменилось. Я бы не смог с ней выйти даже из того подземелья, где ее допрашивали и пытали, не то что из замка шерифа и тем более из города.

– Освободил бы Вилла! – упорствовала Эллен.

Джеффри криво усмехнулся:

– Да, на пару со Скарлетом мы продержались бы дольше. Возможно, добрались бы до коридора, ведущего из подземелья наверх, но не дальше, Эллен.

– Ты обмолвился, что презирал сводного брата. Почему же попустительствовал ему в предательстве? Если ты и вправду питал уважение к лорду Робину, что тебе мешало известить его, что Хьюберт – предатель?

– Я приносил клятву верности сэру Гаю, – жестко ответил Джеффри. – Мое отношение к графу Роберту не имело к этой клятве никакого касательства. Замечу, что и в окружении сэра Гая то и дело появлялись лазутчики графа Роберта. Война есть война, женщина.

– Лазутчики, но не предатели.

– А где проходит грань между лазутчиком и предателем? Юный Гарри стал служить графу Роберту через несколько лет после того, как попал в замок сэра Гая сначала пажом, а после оруженосцем. Чем, по-твоему, он отличался от Хьюберта? Тем, что служил графу Роберту, а Хьюберт – сэру Гаю?

– Мне противно слушать твои рассудочные доводы! – крикнула Эллен. – Почему ты вообще исполнил тот подлый приказ, если потом у тебя рвалось сердце?

– Понадеялся, – очень тихо сказал Джеффри. – Не ожидал, что моим надеждам было не суждено оправдаться.

– На что ты понадеялся? На милосердие сэра Гая? – не унималась Эллен.

– На то, что граф Роберт запретил леди Марианне покидать монастырь, который служил вам домом. На то, что всем стрелкам, находившимся в дозорах, он приказал возвращать ее домой, если она осмелится нарушить запрет. Я был слишком уверен, что предпринято все возможное и невозможное ради ее безопасности. Я и сейчас остаюсь уверенным в этом, помня графа Роберта. Потому я и счел допустимым отдать Хьюберту письмо брата леди Марианны и даже пересказать приказ сэра Гая, не усмотрев в том опасности для нее. Письмо обрадовало бы леди Марианну, а вот в соборе Святого Георгия, где ее ждала западня, она никоим образом не должна была появиться. Но мог ли я предположить, что ее туда привезет даже не Хьюберт, а сам Вилл Скарлет – брат графа Роберта?

Эллен почувствовала себя так, словно ее окатили ледяной водой. Таким же ледяным был и взгляд темно-серых глаз Джеффри, неотступно сверливший ее безмолвным вопросом: что ты на это скажешь? Эллен задохнулась от гнева. Вот, значит, на чем основывалось разное отношение Джеффри к Робину и к Виллу: оказывается, он возлагал на Вилла ответственность за то, что Марианна угодила в руки Гисборна!

– Да как ты смеешь судить Вилла, не зная, почему он это сделал?!

– Знаю, и как бы он ни пытался потом спасти ее от пыток, это не оправдывает его ни в коей мере. Он нарушил все приказы графа Роберта, вместо того чтобы следить за неукоснительным исполнением этих приказов. Одного этого достаточно, Эллен. А он ведь пошел еще дальше – посмел питать нежные чувства к супруге своего сюзерена и брата. Именно эти чувства и подвигли его уступить просьбам леди Марианны. Ее можно понять, его – нет. У графа Роберта было очень великодушное сердце, если он смог простить брату и преступную любовь к леди Марианне, и беду, которую эта любовь навлекла на нее, и гибель первенца, особенно если учесть, что у графа Роберта и леди Марианны после не было сыновей.

Эллен поняла, что она больше не в силах слушать этот голос, безжалостно чеканивший каждое слово.

– Если ты скажешь еще хоть что-то против Вилла, я воткну нож тебе в грудь, – предупредила она, испепеляя Джеффри яростным взглядом.

– Я в чем-то погрешил против истины? – с усмешкой осведомился Джеффри. – Или тебе не нравится, что у каждой монеты есть две стороны, а ты привыкла видеть только одну?

Эллен вдруг осознала всю бесполезность их спора. Никто из них не убедит другого в своей правоте и не согласится с чужими доводами. Как-то враз обессилев, она опустилась на краешек скамьи, свободный от мешков, уронила руки на колени и тихо сказала:

– Главное в монете – не две стороны, а металл, из которого ее отлили. Да, лорд Робин был великодушен и ни разу не попрекнул брата. В том не было нужды: Вилл сам себе не простил ничего из того, в чем ты его сейчас обвинил. А еще, знаешь ли, Вилла больше нет. Он погиб в той войне, которую твой господин с присущей ему низостью развязал против лорда Робина. И теперь, когда нет ни Вилла, ни Робина, ни Марианны, так легко возлагать вину на погибших, а себя обелять! Возомнил себя проповедником? Вспомни сперва, кто из вас был в той засаде, а кто угодил в нее.