Читаем Друзья и враги (Стихи) полностью

Друзья и враги (Стихи)

Мне в этот день была обещанаПоездка в черные кварталы,Прыжок сквозь город, через трещину,Что никогда не зарастала,Прикрыта, но не зарубцована,Ни повестями сердобольными,Ни честной кровью Джона Броуна,Ни Бичер-Стоу, ни Линкольнами.Мы жили в той большой гостинице(И это важно для рассказа),Куда не каждый сразу кинетсяИ каждого не примут сразу,Где ежедневно на рекламе,От типографской краски влажной,Отмечен номерами каждый,Кто осчастливлен номерами;Конечно — только знаменитый,А знаменитых тут — засилие:Два короля из недобитых,Три президента из Бразилии,Пять из подшефных стран помельчеИ уж, конечно, мистер Черчилль.И в этот самый дом-святилище,Что нас в себя, скривясь, пустил еще,Чтобы в Гарлем везти меня,За мною среди бела дняДолжна заехать негритянка.Я предложил: не будет лучше лиСпуститься — ей и нам короче.Но мой бывалый переводчикОтрезал — что ни в коем случае,Что это может вызвать вздорную,А впрочем — здесь вполне обычнуюМысль, что считаю неприличным я,Чтоб в номер мой входила черная.— Но я ж советский! — Что ж, тем более,Она поднимется намеренно,Чтоб в вас, в советском, всею больюДуши и сердца быть уверенной.И я послушно час сидел еще,Когда явилась провожатая,Немолодая, чуть седеющая,Спокойная, с губами сжатыми.Там у себя, — учитель в школе,Здесь — и швейцар в дверях не сдвинется,Здесь — черная, лишь силой волиПрошедшая сквозь строй гостиницы.Лифт занят был одними нами.Чтоб с нами сократить общение,Лифтер летел, от возмущенияМинуя цифры с этажами.Обычно шумен, но не весел,Был вестибюль окутан дымомИ ждал кого-то в сотнях кресел,Не замечая шедших мимо.Обычно. Но на этот разВесь вестибюль глазел на нас.Глазел на нас, вывертывая головы,Глазел, сигар до рта не дотащив,Глазел, как вдруг на улице на голого,Как на возникший перед носом взрыв.Мы двое были белы цветом кожи,А женщина была черна,И все же с нами цветом схожаСреди всех них была одна она.Мы шли втроем навстречу глаз свинцу,Шли, взявшись под руки, через расстрел их,Шли трое красных через сотни белых,Шли, как пощечина по их лицу.Я шкурой знал, когда сквозь строй прошел там,Знал кожей сжатых кулаков своих:Мир неделим на черных, смуглых, желтых,А лишь на красных — нас, и белых — их.На белых — тех, что, если приглядеться,Их вид на всех материках знаком,На белых — тех, как мы их помним с детства,В том самом смысле. Больше ни в каком.На белых, тех, что в Африке ль, в Европе,Их красные — в пороховом дыму,Как мы — своих, — прорвут на ПерекопеИ сбросят в море, с берега, в Крыму!