Друзья по переписке (ЛП)

Их прервал официант, подошедший спросить, готовы ли посетители сделать заказ, и узнать, что именно принести из напитков. Гермиона попросила апельсиновый сок. Люциус заказал воду.

— Конечно же, для того, чтобы извиниться за свое некорректное поведение, — наконец ответил он, дождавшись, когда официант уйдет.

— Я вам не верю, — не подумав, тут же брякнула Гермиона. — Такие люди, как вы, не извиняются перед такими, как я. Они слишком «великие» для этого.

Улыбка с его лица вдруг исчезла. Казалось, только что Гермиона видела перед собой чуточку насмешливую физиономию Люциуса Малфоя — и вот будто какая-то невидимая рука молниеносно стерла все эмоции, оставляя лишь знакомый привычный образ: надменно сжатые губы и абсолютно бесстрастный взгляд.

— Думаю, мне есть, чем удивить вас, — загадочно произнес Люциус.

— И что же это значит?

— Значит то, мисс Грейнджер, что вы не знаете меня настолько хорошо, как уверенно заявляете. Я заметил, что вы постоянно пытаетесь доказать мне, как именно должен я поступить по-вашему мнению. Хм… Признаюсь, не рискнул бы проявлять подобную самонадеянность по отношению к вам.

Понимая, что Люциус абсолютно прав, Гермиона смутилась и ответила уже менее резким тоном:

— Извините, с моей стороны эти заявления и впрямь крайне невежливы, — она бездумно обвела взглядом соседние столики, за которыми посетители «Фреда» наслаждались едой и беседами. — Однако меня трудно винить за скептицизм, мистер Малфой. Увы… Но я просто не могу поверить, что вы пригласили меня на ужин без каких-то тайных, а самое главное — благоприятных для меня, намерений.

— Разве я утверждаю, что у меня нет тайных намерений?

Отвернувшись от зала, Гермиона уставилась на него в упор.

— Значит, есть? Какие же?

Как назло, к ним снова подошел официант, и (очень раздраженная тем, что их прервали) Гермиона заказала то же самое, что и во время ужина с Гарри и Роном. Однако Люциус с выбором не спешил, причем делал его достаточно долго. Гермионе даже показалось, что он совершенно ясно осознавал ее растущее нетерпение и медлил нарочно.

Когда же официант отошел, Гермиона не колебалась ни секунды.

— Итак, о каких тайных намерениях, касающихся меня, идет речь, мистер Малфой?

— О, мисс Грейнджер, но тогда их уже нельзя будет назвать тайными… А я этого пока не планирую.

Впившись в него взглядом, Гермиона ощутила, как угасший было гнев разгорается с новой силой, и резко поднялась из-за стола.

— Господи, сколько же в вас желчности и коварства! Мало того, что вы заманили меня сюда под ложными предлогами неискренних извинений, так вы и до сих пор продолжаете насмехаться надо мной. Не могу поверить, что попалась на удочку ваших смехотворных оправданий. Все, Малфой! Хватит. И, черт возьми, с этого момента не смейте даже приближаться ко мне!

Схватив сумочку, Гермиона быстро направилась к выходу, прекрасно понимая, что ее провожает взглядами множество глаз. И если новость об ужине Люциуса Малфоя с Гермионой Грейнджер еще могла пройти мимо журналюг, то ее эффектный преждевременный уход уже навряд ли. Скорее всего, уже в завтрашнем номере «Ежедневного Пророка» появится статейка, повествующая о них, как о двух влюбленных, поссорившихся в публичном месте.

«Черт! Только этого мне не хватало!»

Она уже вышла из ресторана и собиралась аппарировать домой, когда кто-то схватил ее за плечо и круто развернул к себе.

— Боюсь, мисс Грейнджер, что исполнить ваше требование будет несколько… проблематично, — произнес Люциус, который, прежде чем Гермиона успела хоть что-то ответить, слегка подтолкнул ее к глухой стене ресторана и поцеловал, обхватив щеки обеими ладонями.

Шок! Он стал единственным ощущением на ближайшие секунды. Ни о чем другом думать она не могла. Ее целует Люциус Малфой. Люциус Малфой! Который в сознании Гермионы вдруг превратился в обычного мужчину, а не в бывшего преступника. И который все-таки посмел поцеловать ее.

Поцеловать…

Гермиона наконец-то смогла глубоко вздохнуть, и ноздри заполнил аромат лимона и розмарина. Она поняла, что невольно смягчается. И когда Люциус убрал ладони от лица и потянул ее руки себе на шею, она почему-то покорно обняла его, чувствуя, как теперь он дотрагивается до талии и прижимает к себе. Крепко. А потом снова склоняется с поцелуем, чуть раздвигая ее губы кончиком языка, чтобы сделать его еще глубже, еще ненасытней.

«Мерлин… Неужели я позволяю ему это?.. Прекрати, Гермиона! Остановись! Оттолкни его!»

Но внутренние вопли оказались на редкость бесполезными. Да и что она могла поделать, когда все тело охватило жаркое, но не обжигающее пламя, как только Люциус Малфой коснулся ее губ своими. Нет… Напротив, ее руки тоже словно ожили и двигались теперь сами по себе: гладили его затылок, кончиками пальцев перебирали пряди его волос, опускались к шее и снова поднимались наверх. Ее целовал Люциус Малфой, и она целовала его в ответ, бесстыдно прижимаясь к высокому сильному телу все сильнее и сильнее. И все происходящее казалось… невероятным, но таким естественным.