И даже оторвавшись от губ, они не отстранились друг от друга сразу, а еще какое-то время стояли так близко, что дыхания их смешивались, а носы и лбы касались один другого. Гермиона чувствовала, как там, где Малфой вытянул из брюк блузку, его пальцы ласково блуждают по обнаженной полоске кожи на ее спине. И под своими ладошками чувствовала теплоту мужской шеи.
— Ты пахнешь апельсинами, — тихо сказал он. — И на вкус тоже как апельсин…
Гермиона зажмурилась.
«Что я наделала? Ведь это… неправильно, правда же? Это… нехорошо! На самом деле мне нравится Леголас! И… не нравится Люциус Малфой… Или нравится?.. Господи! Как же просто все было еще вчера: он — бывший Пожиратель Смерти и ненавидит меня, а я ненавижу его. Или… не так? Да что такое вообще со мной?!»
Будто угадав ее смятение, Люциус опустил руки, и Гермиона, слегка помедлив, сделала то же самое.
— Желаю вам спокойной ночи, мисс Грейнджер, — голос прозвучал удивительно мягко.
— Спокойной ночи… мистер Малфой.
Не произнеся больше ни слова, он развернулся и вошел обратно в ресторан.
========== Глава 7 ==========
«Господи… Я целовалась с Люциусом Малфоем… И мне это… понравилось».
Бросившись лицом вниз на постель, дрожащими пальцами Гермиона вцепилась в копну волос. Состояние, казалось, стремительно близилось к истерике, в голове с калейдоскопической быстротой мелькали сменяющие одна другую картинки, и остановить это мельтешение не получалось никак. А еще они сопровождались рефреном укоризненных мыслей, как заевшая пластинка повторяющих одно и то же:
«Я целовалась с Люциусом Малфоем. И ответила на его поцелуй. Целовалась с Люциусом Малфоем! Я ответила на поцелуй Малфоя-старшего. Цело… Да успокойся же, наконец!»
Но сознание упорно отказывалось подчиняться, раз за разом воспроизводя каждую секунду до и после поцелуя с такой поразительной ясностью, будто Гермиона до сих пор переживала этот момент. Воспоминания о губах Люциуса Малфоя, об ощущении его рук на собственном теле и, черт возьми, о его запахе оставались донельзя четкими и яркими.
«Да ну Мерлиновы подштанники! Как же я хочу забыть об этом кошмаре, — лицемерно убеждала она саму себя, где-то в глубине души все же признавая, что на самом деле ничего забывать почему-то не хочется. И это ужасно раздражало! Не говоря уже о невероятном удивлении тем фактом, что каким-то загадочным образом ей вообще удалось привлечь внимание, можно сказать, президента «Корпорации Маглоненавистников» и привлечь настолько, чтобы он снизошел до поцелуя. — Или же… это уловка, и он замыслил очередную гадость… Бог мой, и как я сразу не догадалась?»
Она вдруг замерла от обидных, болезненных подозрений.
«А что, если это и вправду так? Что, если он вынужденно пытается соблазнить меня с какой-то гнусной целью? Ведь, в конце концов, он сам упомянул о тайных намерениях. Но тогда, если он задумал нечто злое и ужасное, что касалось бы меня, то почему намекнул на это? Особенно теперь, когда столько лет потратил на то, чтобы очистить семейное имя от грязи собственного прошлого, когда потратил столько денег на благотворительность, в том числе поддерживающую и жертв войны. С чего бы ему возвращаться к старым ошибкам именно теперь? А самое главное, зачем для этого Люциус избрал целью самую известную маглорожденную нашего мира и одну из лучших друзей Гарри Поттера?»
Но чем больше думала, тем больше сомневалась, что у Люциуса имеются в отношении ее какие-то злые намерения. Хотя и признать его абсолютно бесхитростным Гермиона не могла.
«Да прям вот! Я была бы дурочкой, если б считала, что Малфой искренне симпатизирует мне. Нет, конечно, ему что-то нужно, просто я не могу понять, что именно. И кстати, вместо того, чтобы терять голову от его поцелуев, мне нужно было противостоять ему и потребовать, черт возьми, правды. Вот! Именно это я и собираюсь сделать, когда увижу его в следующий раз».
______________________________________________________________________________
Приветствую вас, моя очаровательная богиня!
Знаете, Афина, а я ведь тоже сотни раз пытался представить себе ваши черты, когда оставался один. Я словно бы собирал ваш образ по фрагментам нашей переписки, что-то добавлял к нему собственной фантазией, пока наконец мне не удалось воссоздать в воображении ваше лицо.
Когда-то вы упоминали, что у вас кудрявые волосы, которые даже служили предметом поддразнивания для сверстников, смеющихся над их неукротимостью. Не знаю, почему, но мне кажется, что у ваших кудрей каштановый цвет. И, может быть, поэтому глаза ваши я представляю исключительно карими. Красивыми, дружелюбными, иногда настороженными, в которых в любом случае светится ваш недюжинный ум. К глазам же, как правило, я начинаю представлять и губы — мягкие, нежные, изящно обрисованные. О-о-о… Эти губы идеально подходят не только для дегустации самых изысканных лакомств или для жарких поцелуев, они могут оказаться и сердито прикушенными, когда вы на что-то злитесь или настроены очень решительно.