«Да! Именно так. Потому что нет закона, в котором говорилось бы, что секс обязательно должен привести к браку или хотя бы к роману. Сейчас уже не то время. И Малфой не обязан жениться на мне, дабы спасти «оскверненную добродетель». Никто никому ничего не обещал!»
На самом деле, перемалывая в памяти тот вечер, Гермиона раз за разом вспоминала именно тот факт, что первый шаг тоже сделала сама, когда поцеловала его в коридоре.
«А что, если Люциус сидит эти дни у себя в поместье, нервно барабаня по столу своими длинными пальцами, и ожидает какого-нибудь знака от меня? Ведь я тоже молчу… Нет, все-таки наши отношения просто полны какой-то невероятной иронии».
Гермиона уже начала подумывать о том, чтобы отправить Люциусу письмо, но холодящая дрожь охватывала все тело от мысли, что может показаться ему навязчивой. Тем не менее, делать что-то было нужно. Им, так или иначе, нужно было поговорить о произошедшем, особенно в свете того, что она ляпнула ему, прежде чем заснула.
«Конечно, я могу скрываться от Малфоя как можно дольше, избегать его, да и вообще игнорировать события пятничного вечера, но это будет проявлением самой настоящей инфантильности, если не сказать, трусости. Все-таки мы оба — взрослые люди и должны принять ситуацию такой, какова она есть».
Итак, вечером понедельника Гермиона отправилась домой, решив все же хоть что-нибудь написать Люциусу. Заварив себе чашку чая, она прошла в гостиную и присела за письменный стол, на котором в беспорядке соседствовали перья, огрызки бумаги и флакончики с чернилами. Машинально наведя порядок, Гермиона поднялась и открыла окно. Немного постояла возле него, вдыхая прохладный осенний воздух. Потом подошла к столу и глотнула из чашки чая. А потом снова вернулась к окну. На этот раз, чтобы закрыть его.
Наконец она собралась с духом и в поисках нового пергамента открыла один из ящиков, но ничего и не нашла. Свежие пергаментные листы, по-видимому, закончились.
«Вот же черт! Если б знала, по дороге купила бы несколько новых свитков…»
И все же тщательно обыскала квартиру, в надежде найти случайно завалявшийся чистый лист. Напрасно. Немного расстроенная, в конце концов она вернулась назад к столу.
«Стоп. Нужно просто стереть текст с какого-нибудь другого пергамента», — пришла вдруг в голову спасительная мысль.
Достав из ящика стопку использованных листов, она принялась неспешно перебирать их, пытаясь выбрать наименее полезный. Первыми ей попались какие-то сообщения из Гринготтса, но на них содержалась необходимая информация. Потом те, что оказались лицензиями на торговую деятельность и документами на помещение, а вот на дне ящика лежало несколько писем Леголаса. Взяв эти листки в руки, Гермиона невольно взялась просматривать их, начав с самых ранних. С тех, которые Леголас прислал ей самыми первыми.
Какой внушительный псевдоним вы подобрали себе. Неужели мне повезло познакомиться с еще бОльшим любителем греческой мифологии, чем сам я?
Последняя книга, которую я прочитал? Это был трактат Альфреда Беркариуса «О зельях и наружных снадобьях», и да… я искренне наслаждался великолепием этой книги.
Скорее всего, я — рационалист, который всегда и везде будет в первую очередь искать выгоду для себя любимого.
Однако в последние несколько месяцев у меня появилась одна мечта… странная и абсолютно необъяснимая с точки зрения столь любимой мною логики. И я почти уверен, что сбыться ей не суждено, но это не мешает мне наслаждаться хотя бы тем, что она есть…
…жизнь полна невероятнейших парадоксов? И, словно смеясь над нами, судьба порой подбрасывает нам такие ситуации, оказаться в которых мы и не думали.
Просматривая одно письмо за другим, она не читала все подряд, выхватывая глазами отдельные строчки. Но теперь вдруг остановилась. Последнее замечание в одном из посланий Леголаса привлекло внимание, и Гермиона перечла его еще раз.
Не правда ли, Афина, жизнь полна невероятнейших парадоксов? И, словно смеясь над нами, судьба порой подбрасывает нам такие ситуации, оказаться в которых мы и не думали.
Волшебница наморщила лоб, и на лице ее появилось странное выражение. Она уже слышала эту фразу. Где-то… кто-то уже говорил ее. Но где? И кто?!
«Может быть, я прочитала ее в какой-нибудь книге? Нет… Не так, — она была готова поклясться, что слышала, как кто-то произнес это вслух, причем совсем недавно, буквально на днях. — Может быть, это Гарри или Рон? Или может, Джинни?»
Но нет, фраза не была характерной ни для одного из ее друзей. Она была наполнена какой-то невероятной жизненной мудростью, которая приходит только с годами, и сдобрена изрядной долей цинизма.
«О, бог мой! Ее же произнес Люциус…»
Воспоминания возвращались короткими фрагментами, больше напоминающими отдельные детальки пазла.