— О-о… как же ты прав, — с сарказмом согласилась его собеседница. — Я и впрямь ужасно глупая, потому что доверилась тебе, и слишком слепая, для того чтобы разглядеть, кто же ты на самом деле: лицемерный негодяй, привыкший манипулировать людьми!
Люциус быстро шагнул к ней, и Гермиона машинально сделала шаг назад. Напрасно. Потому что он шагнул еще ближе и обеими руками подтянул ее к себе. Сопротивляющаяся Гермиона не успела отстраниться. Как же она ненавидела это его превосходство! Ненавидела то, как легко он мог удержать ее рядом, словно ребенка. Как легко мог схватить за голову, не давая шевельнуться. Ненавидела и саму себя. За то, что яростно сопротивляясь Люциусу, она еще и откровенно наслаждалась жаром и силой его тела, к которому оказалась прижатой. Наслаждалась вкусом его рта, уже жадно целующего ее губы.
Гермионе ужасно не нравилось это, но все же она это делала.
Ей не хотелось этого. Точней, не хотелось хотеть! И все же… прижавшись к нему так же крепко, она ответила на поцелуй.
«Если бы хаос в моей жизни можно было персонифицировать, его бы звали Люциус Малфой», — мелькнуло вдруг в голове.
Вряд ли можно было назвать теперешний поцелуй Люциуса утонченным. Наоборот! Он был сильным, глубоким и даже чуточку грубым, будто тот хотел наказать ее, преподать урок. Малфой даже слегка покусывал ей губы, не давая отстраниться. И, зажмурившись от стыда, Гермиона сдалась на милость этого варварского завоевания. Она перестала сопротивляться и притихла, покорно целуя его в ответ.
«О, боги… Это же смешно, насколько легко и просто Люциус может влиять на меня…» — чувствуя себя почти предательницей, Гермиона с ужасом понимала, что внутри, гораздо сильней ярости, с каждым мгновением все ярче и ярче расцветает самое настоящее вожделение. И если бы Малфой усадил ее на стол или уложил на пол, пытаясь овладеть прямо здесь и сейчас, она бы позволила ему. Да еще с таким рвением, что стены Малфой-мэнора просто закачались бы.
Нет! — громко закричал в голове тот голос, что принадлежал разуму, и этот настойчивый крик придал Гермионе сил, чтобы прийти в себя и оттолкнуть Люциуса.
— Нет! — вслух повторила она, вытирая рот ладонью. Дыхание ее было прерывистым и тяжелым.
— Ну почему ты вечно все усложняешь? — яростно сверкнув глазами, Люциус попытался удержать ее. И Гермиона не знала, что в этот момент испугало больше: его низкий хриплый голос или настоящие живые эмоции, которыми окрасилось его лицо. А он, будто окончательно сбросив маску, слегка тряхнул ее за плечи и почти прорычал: — Что еще, черт возьми, я должен сделать, чтобы доказать тебе свои чувства, чтобы доказать, что достоин тебя?! Отвечай!
Их взгляды встретились, и Гермиона вдруг все поняла. Он не лгал! Люциус Малфой действительно испытывал к ней что-то. И ей вдруг стало страшно от этого озарившего понимания. Оказывается, думать, что все происходящее между ними — это лишь лживая игра, было проще и легче.
«Потому что теперь… потому что… Это уже слишком! Слишком много правды. Мне… нужно осмыслить все. Просто обдумать… Да, обдумать!»
Гермионе показалось, что даже сказала это вслух, хотя сомнения и глодали ее на сей счет. Не став разбираться, волшебница кинулась из комнаты прочь и уже через несколько мгновений оказалась у камина. Судорожно схватив пригоршню Летучего пороха, она шагнула в очаг, тут же исчезая в водовороте зеленого пламени.
______________________________________________________________________________
Прошла неделя, потом две, а потом и четыре. Осень уже закончилась, и на Лондон мягко опустилась зима. Продажи в магазине потихоньку росли. А Гермиона все пыталась и пыталась выбросить из памяти последнюю встречу с Люциусом Малфоем. И у нее все не получалось… и не получалось.
Ну почему ты вечно все усложняешь? Что еще, черт возьми, я должен сделать, чтобы доказать тебе свои чувства, чтобы доказать, что достоин тебя?! Отвечай!
И лицо, что было у него тем вечером, по-прежнему отражалось в сознании четкой и яркой картинкой. Да и момент, когда ее осенило понимание, какой слепой идиоткой была все это время, пугал точно так же.
«Я испугалась обрушившейся на меня правды так сильно, что не придумала ничего лучшего, как постыдно сбежать».
— Это ты, конечно, зря сделала, — отругала ее Джинни, когда как-то за воскресным обедом Гермиона рассказала обо всем случившемся. Та только что вернулась из Италии и как раз получила недельный отпуск. — Нет, я не предлагаю тебе объясняться ему в любви или еще чего-то… Но ты могла бы хотя б открыться ему, ответить искренностью на искренность. Тоже поделиться тем, что чувствуешь, а не вот так вот… убегать.
— Ну да… Думаю, ты права, — угрюмо пробормотала Гермиона, пронзив вилкой кусочек моркови.
— Но, вообще, конечно, новость сногсшибательная. Значит, Люциус — это и есть Леголас, да? Не сказать, чтобы я прям так уж удивилась. И даже не удивлена, что тебе в пару подобрали именно его… Мало, кто любит читать так же, как и ты. Думаю, по большому счету, вы с ним и впрямь вполне себе подходите друг другу.