Друзья поневоле. Россия и бухарские евреи, 1800–1917

Но политический агент был непреклонен и вновь указал бухарскому премьер-министру, что не имеет значения сама личность Катанова – важно, что он русский подданный и поэтому неподсуден бухарским властям. По поводу же обвинений Катанова во лжи политический агент ответил: «Спина его, на которой остались следы плети, без всяких слов доказывает справедливость его заявления…»[1484] Возможно, имея в виду этот случай, участник завоевания и исследователь Средней Азии Дмитрий Логофет однажды сказал, что Владимир Игнатьев был одним из немногих политических агентов, «высоко державших в Бухаре русское знамя»[1485]. После истории с Катановым бухарская администрация воздерживалась от физических наказаний русских подданных, и не только христиан, но также мусульман и евреев.

О том, какое большое значение в глазах эмирских чиновников приобрело русское подданство в начале XX века, свидетельствует характерный для Айни саркастический рассказ об истории мусульманина Махдума. Тот был схвачен в Бухаре за критику эмирского чиновника. Махдума собирались бросить в тюрьму на долгие годы, но, после того как он заявил о своем русском подданстве и в доказательство показал бумагу с русским гербом (на самом деле это была упаковочная бумага мыловаренного завода, удостоенного русской правительственной награды), чиновник, не умевший читать по-русски, стал извиняться перед Махдумом и предлагать подарки, опасаясь, что тот пойдет жаловаться в Российское политическое агентство[1486]. Такая ситуация не могла не вызывать неудовольствия эмирских властей, все более настойчиво просивших с конца XIX века русскую администрацию не принимать в свое подданство еще и мусульман. В начале XX века Россия стала больше считаться с эмирскими властями, в результате чего в 1906–1908 годах в Туркестане только двадцать пять бухарских мусульман были приняты в русское подданство[1487].

Широкой сферой произвола со стороны мусульманских властей в Средней Азии было налогообложение. От этого страдали все слои населения, в том числе и торговцы[1488]. Не были застрахованы от произвола и иностранные купцы, к каковым относились и российские. После военного поражения среднеазиатские правители подписали мирные договоры с Россией, в которые были включены специальные параграфы о том, что русскоподданные купцы должны облагаться пошлинами наравне с мусульманами – в размере 2,5 % от стоимости товара[1489]. Мусульманскими чиновниками это положение нередко нарушалось: в Коканде – вплоть до ликвидации ханства в 1875 году, а в Бухаре и Хиве – до начала 1880-х годов[1490]. Особенно часто договоры нарушались в отношении оказавшихся в русском подданстве бухарских евреев, так как мусульманские власти полагали, что русские чиновники не будут защищать евреев, ограниченных в правах в самой России. Формированию такого мнения способствовало то, что порой русские чиновники и в самом деле не защищали интересы еврейских купцов так же настойчиво, как и русских[1491].

В Кокандском ханстве с бухарских евреев данной категории взимали пошлину на ввоз – 5 % и пошлину на вывоз – 3,5 %. Недовольные этим обстоятельством, бухарские евреи Ташкента обратились в марте 1872 года с жалобой к градоначальнику Виктору Мединскому. От него она попала к Кауфману[1492]. Тот приказал состоявшему в его подчинении дипломатическому чиновнику Карлу Струве добиться от кокандской стороны соблюдения соответствующего положения договора. В августе того же года Струве потребовал от кокандского мехтера (визира) Мир Кемил-Мерахура (так в подлиннике) прекратить взимание с русскоподданных бухарских евреев завышенных торговых пошлин[1493]. Архивные материалы двух релевантных дел не позволяют выяснить, какой ответ был получен из Коканда. Можно предполагать, что ханское правительство не осмелилось гневить «ярым-падшу» (полуцаря) Кауфмана. Возможно, ответ вообще не успел последовать, так как в начале 1873 года в Кокандском ханстве началось восстание против Худояр-хана. В 1875 году русские войска подавили восстание, и в начале 1876-го ханство было полностью аннексировано.