Дубовая Гряда

Хлопец давно искал случая встретиться с ней с гла­зу на глаз. О многом хотелось сказать. Но стоило взять Лиду за руку, и будто язык отнялся. Нагнулся, поце­ловал:

— Ни за что никому не отдам тебя!

Володя вернулся, крепко держа за руку громко ре­вущего, упирающегося братишку.

— Только подумайте, насобирали диких груш и да­вай в войну играть. Вот и влепил кто-то прямо в губу.

— Кто-то,— сквозь слезы передразнил малыш.— Это Лататуй Терентьев.

— Ну и кличку придумали!

— Я ему тоже дал!

Все засмеялись.

— Ого, будет боец! Подрастешь, пойдешь на войну? — спросила Лида.

— Пойду.

— Кого же ты бить будешь?

— Фашистов.

— Нельзя так говорить, а то услышат и арестуют, как меня.

Лида принялась умывать мальчика, и в это время вернулись с поля Володина мать с сестренкой и дедушка Андрей.

Старик устало опустился на лавку. Лицо матери по­чернело, глаза ввалились. Только у сестренки покраснел вздернутый нос да отчетливее выступили на нем вес­нушки.

— Мама, много сжали? — поинтересовался Володя.

— Много, сынок, но что пользы? Половина зерна на земле.

— А верно, что Комяча назначили старостой?

— Верно. Пускай себе, он для нас человек не пло­хой. Ходят слухи, что коммунистов и комсомольцев бу­дут регистрировать. А его Зина тоже комсомолка.

— Я их регистрацию уже прошел. Еще раз в руки не дамся. Лучше уйду к Сергееву, буду сидеть вместе с ним.

— И до каких пор?

— Он со Смоленщины, все дороги знает. Как попра­вится, проберемся к своим. С нами Микола, Лида... ма­ло ли ребят найдется!

— Ой, сынок, что это ты говоришь,— испугалась. Мария.

Как любая мать, она все время тревожилась за сына. Хотелось, чтобы и немцы его не трогали, и сам никуда не лез, а тихонько сидел дома. Но парень подрос, как его удержишь...

Немного погодя Володя вместе с Миколой отправи­лись к Сергееву рассказать о своих делах, сообщить но­вости, посоветоваться, что делать дальше. Политрук вни­мательно выслушал хлопцев, похвалил за то, что они спрятали оружие, и напоследок сказал:

— Отсюда мы никуда не уйдем. Создадим партизан­ский отряд и будем действовать. А относительно регист­рации мне думается так: коммунистов, кроме меня, здесь нет, комсомольцев же нужно предупредить, чтобы не регистрировались, иначе всех перестреляют.

Сергееву было тридцать лет. После окончания педа­гогического института он служил в Красной Армии. Его жена, учительница, перед самой войной уехала в отпуск к своим родителям, в Калининскую область, в деревню. Сергеев надеялся, что с семьей его ничего не случится, а сам с нетерпением ждал, когда сможет вернуться в строй.

В одном не признались хлопцы политруку: в том, что припасли каждый по винтовке. Под вечер они побежали на болото. В кустах долго возились с оружием: чистили, вынимали затворы, учились быстро разбирать и со­бирать.. Уже темнело, когда направились домой. Володя зашел под поветь, забрался на кучу смолистых корчей и засунул десятизарядку в солому на крыше. Начал слезать, зацепился за коряжину, и корчи, черт бы их по­брал, развалились. А мать в это время шла в хлев доить корову. Казалось, она не обратила внимания на грохот под поветью. Но утром, когда Володя запрягал коня в телегу, Мария спросила:

— Сынок, зачем тебе этот рожон? Найдут — всех нас расстреляют.

— Кто найдет? А если даже найдут, так что с того? Мы ничего не знаем. Ты винтовку не трогай, мама. По­том перепрячу, а пока пускай там лежит.

Володя взялся за вожжи, но мать удержала:

— Подожди минутку, и я с тобой.

Веял ласковый теплый ветерок. Низко над дорогой мелькали ласточки. Поздним летом мошкары становится меньше, и почти вся она оседает на конский навоз по дорогам. Колеса телег поднимают тучи мошек в воздух, и ласточки тут как тут. Говорят, будто эти заядлые охотницы всегда летают с открытым клювом.

На поле уже было многолюдно, но не слышно было ни веселых голосов, ни гармони, которая раньше, быва­ло, играла не умолкая.

Приехали на телегах Микола, Федя Кисляк и другие хлопцы. Савка велел девчатам подавать снопы на возы, для этого даже свою дочь прислал. А мужчины отправились косить овес. Только старый Шайдоб вертелся на сжатой полосе.

— Откуда начнем? — спросил Микола.

— Давай с Шайдобовой, там посуше,— предложил Володя.

Лида вспрыгнула на его телегу, остальные девчата подсели к другим хлопцам. Но только начали уклады­вать снопы на телеги, как подбежал Шайдоб.

— Кто тебе позволил? — вырвал он сноп из Лиди­ных рук.

— А что, ваше? Это еще колхозное! — огрызну­лась девушка. Володя впервые видел у нее такие злые глаза.

— Ты потише, девка,— рубанул Шайдоб и погрозил пальцем.— Знаю, за какое счастье ты горе купила.

— А вы и горе не продавали, а уже счастье купили,— не удержался, подколол старика Володя.— Только очень уж оно дешевое.

— Молчи, и тебя знаю,— в ярости забрызгал слюной старик.— Бежал за красноармейцами, да не догнал, вот и вернулся.

— Шли бы вы, дядька, домой,— встал Микола меж­ду ним и Лидой.— Не нарывайтесь на неприятности. Это не в колхозе, где кто не работает, тот не ест. Мы без вас все сделаем: и обмолотим, и в хату привезем.