Дуэль четырех. Грибоедов

Степан признался открыто, подступая к нему, вразвалку и близко, чуть не вплотную, точно помощи ждал или сам собирался помочь:

   — Причин мы и сами в толк не возьмём, если всю правду сказать, а только дело само за себя говорит, то есть дела никакого не вышло, так чего ж тут судить да рядить.

Приметив, как сосредоточенно Степан размышлял, собирая глубокими складками лоб, невысокий, но светлый, вовсе не глупый, рассудив, что другого не дождётся ответа, кроме излюбленного русским человеком «Бог весть», он полюбопытствовал всё же, понадеясь, что Степан в этой глупости, хоть и новой, но старой, разубедит себя сам:

   — Позволь, помнится, вы полагали проповедовать всеми силами уничтожение рабства, а с ним произвола властей. Не так давно мне в другой раз довольно пространно изъяснял Трубецкой, верно, желал меня в это дело вовлечь. Так что же порешили на этот раз предпринять?

Остановясь напротив шага на два, освещённый вышедшим из-за облака солнцем, безмятежно глядевшим прямо в окно, Степан убеждённо сказал, точно просил отбросить сомненья и спор прекратить:

   — Уничтожения рабства и произвола властей проповедовать также и нынче, однако же общество наше вызывается вместе с тем поддерживать те меры правительства, от которых могут случиться благие последствия для Отечества, и осуждать те меры правительства, которые могут быть Отечеству вредны.

Любопытство его разбирало узнать, каким верным способом намеревались упрямые чудаки поддерживать да осуждать, не своего брата гусара, а всё же правительство, не опять ли одними речами по казармам да по светским гостиным, однако ж из жалости к другу решился только спросить:

   — Помилуй, давно ли остроумный Павел Петрович за одни французские шляпы да фраки засобачивал мигом в каземат да в Сибирь? Нынче-то что?

Сделав ещё один шаг, вплотную сблизившись с ним, крепко ухватившись за борт сюртука, уставясь широко раскрытыми глазами прямо в глаза, хоть сей миг на трибуну в Конвент, Степан с возмущеньем проговорил:

   — Однако ж нынче у нас Александр, а не Павел.

Не шелохнувшись, хоть неудобно стало стоять, иронически расширив глаза, он напомнил известную истину:

   — Помнится, сыну в прямое наследие Аракчеев достался, прохвост и фельдфебель, с палкой в руке, аль об Аракчееве ты позабыл?

Степан не сдавался, твёрдым голосом возразил, что было на него никак не похоже, другой человек, вот так Москва, да ещё жёстко щурил глаза, всё сильнее стискивал борт сюртука, точно собирался его оторвать, не дошло бы до ножа гильотины, вот они нынче как говорят:

   — Нет, об Аракчееве никто не забыл, по этой причине именно обязуется общество преследовать всех чиновников, от высших до низших, за всякое злоупотребление должностью, несправедливости исправлять, которые имеют от такого рода злоупотреблений происходить, разглашать полезные и благородные поступки людей должностных, распространять убеждение в необходимости уничтожения рабства, которое противно совести просвещённого человека, распространять чувство любви к Отечеству, ненависть к несправедливости и к угнетению, вот что себе вменяет в обязанность общество.

Оттолкнувшись спиной от стены, решительно разжав железные пальцы Степана, оправив сюртук, Грибоедов с сомнением покачал головой:

   — Это всё бы хорошо, намеренья ваши благие, кто говорит, да какая власть вам распространять такие вещи дозволит, однако ж, положим, сглупит и дозволит, чего не бывает, у нас власть безрассудная, из чего же тогда вы похоронили ваш прежний прекрасный союз, изделье умов, которые не решусь поименовать просвещёнными, хотя, разумеется, преусердно корпят над Руссо?

Степан замялся, глаза опустил:

   — В уставе нашлись несогласия.

Подтолкнув его властным движением к стулу, стоявшему близко, тотчас сам усевшись против него, Александр нервно, подавляя растущее раздраженье, заговорил: