Дуэль Пушкина

Россет не передал свой экземпляр Пушкину, а экземпляр Соллогуба поэт изорвал сразу после того как получил его. Пушкину незачем было хранить переданные ему копии пасквиля. В конце концов был уничтожен также экземпляр, адресованный поэту. Но до того его успел обследовать Яковлев. Он заведовал крупнейшей казённой типографией и знал толк в сортах бумаги, которую использовали в то время в столице. Не отличить грубую бумагу от «посольской» сколько-нибудь наблюдательный человек не мог. Подчеркнём, что в своём расследовании происхождения «диплома» Пушкин поставил на первое место «вид бумаги»[945].

Итак, участники драмы засвидетельствовали, что оригинал «диплома» был сделан на очень дорогой «посольской» бумаге, а копии — на гораздо более дешёвой и общедоступной. Это наблюдение может послужить косвенной уликой в предпринятом расследовании. Определённо к составлению пасквиля была причастна бюрократия, но, по-видимому, не высшая бюрократия и знать — министры, князья-Рюриковичи и пр., — а мелкая шушера, те, кого называли «кувшинное рыло», завистники, мздоимцы, чуждые культуре. Под рукой у них не оказалось десятка листов дорогой бумаги, на которой писали чиновники более высокого ранга, и им пришлось довольствоваться бумагой разного сорта.

Подозрения против двух министров

Один из самых авторитетных пушкинистов, Ю.М. Лотман, предположил, что в составлении «диплома» участвовал министр просвещения С.С. Уваров[946].

Эта атрибуция основана на данных «Заметки о Пушкине», которую приписывали вюртембергскому послу князю Гогенлоэ-Кирхбергу.

Использовать Заметку невозможно без установления её происхождения. В литературе отмечено, что у Заметки имеется двойник — депеша голландского дипломата Геверса. Тексты двух документов совпадают на протяжении многих страниц. Возник спор, кто из двух дипломатов сочинил текст, а кто списывал с первого? Какой источник можно считать первичным?[947]

В основе этих двух документов, бесспорно, лежал один и тот же начальный текст. Его составителя не следует искать среди иностранных дипломатов. Приведённые в тексте подробности из жизни Пушкина могли быть известны только его друзьям. Характеристика творчества поэта наводит на мысль, что автором рукописи, использованной двумя дипломатами, был русский литератор или человек, близкий к литературной среде. Указание на оппозиционность поэта исключало возможность публикации документа в России. Заметка была написана в расчёте на западную публику. Понятно, что документ был анонимным и не имел подписи. Приятели поэта общались со многими дипломатами, включая князя Гогенлоэ. Князь виделся с Тургеневым, Вяземским, Жуковским[948]. По крайней мере до 3 апреля посол не имел в руках Заметки о Пушкине, так как не упоминал о ней в своих депешах. 14 апреля он послал донесение с приложением Заметки о Пушкине. Геверс отправил депешу с изложением истории Пушкина позже — 20 апреля 1837 г.

Гогенлоэ подверг русскую рукопись правке и, в частности, включил в неё родословную поэта, из которой следовало, что Пушкины происходили из немецких рыцарей и пр. Геверсу эти вставки остались неизвестны. Он заботился преимущественно о сокращении русского текста. Дипломат вычеркнул обширный текст с характеристикой стихов Пушкина, допустив при этом анекдотическую ошибку. Копия Гогенлоэ сохранила раздел с заглавием: «Главнейшие его произведения» с перечнем трёх поэм. Наименования «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан» были объединены фигурной скобкой, а ниже следовало: «Цыганы — лёгкая поэзия, одно из замечательнейших произведений Пушкина»[949]. Геверс вычеркнул заголовок и названия поэм и переделал упоминание о «Цыганах» следующим образом: «…особенно примечательны Цыгане, небольшое стихотворение…»[950] Очевидно, он понятия не имел о русской литературе.

Из лояльности к Пушкину князь Гогенлоэ изменил русский текст, посвящённый жене поэта. Согласно Записке, Жуковский упрекал Пушкина в том, что он принимает слишком близко к сердцу мнение света, убеждённого в невиновности его жены. На это Пушкин, якобы, отвечал, что дорожит мнением среднего, истинно русского класса, который восхищён его женой. Слова по поводу «восхищения женой», видимо, были внесены в текст самим Гогенлоэ. Правка лишила рассказ всякого смысла. В депеше Геверса текст русского оригинала передан более точно. Неважно, что свет убеждён в невинности жены, пересказывал Жуковский мнение Пушкина, — «Единственное мнение, с которым я считаюсь, — это мнение среднего сословия, которое ныне одно только истинно русское, а оно обвиняет жену Пушкина»[951]. Итак, Геверс имел в руках русский текст, не подвергшийся правке в вюртембергском посольстве.