Дуэли. Самые яркие, самые трагические и самые нелепые

Эрнесту де Баранту дуэль тоже не обошлась даром: он не только поставил крест на своей дипломатической карьере во французском посольстве в России, но и нанес ощутимый урон репутации отца. Эрнест де Барант покинул Санкт-Петербург 28 марта 1840 года. Тем не менее шеф жандармов А.Х. Бенкендорф потребовал от Лермонтова, чтобы он послал де Баранту в Париж письмо с извинением. 29 апреля Лермонтов обратился к великому князю Михаилу Павловичу с просьбой защитить его от этого оскорбительного требования Бенкендорфа. Просьба Лермонтова была доложена императору Николаю I, но никакой «высочайшей резолюции» не последовало. Однако Лермонтов отправился на Кавказ, так и не написав извинительного письма.

Дуэль с Николаем Мартыновым

Дуэль Михаила Юрьевича Лермонтова с Николаем Соломоновичем Мартыновым состоялась во вторник, 15 (27) июля 1841 года, близ Пятигорска, у подножия горы Машук. Лермонтов был убит выстрелом в грудь навылет. Многие обстоятельства этого трагического события остаются неясными, а начиналось все следующим образом.

Зимой 1840–1841 годов, оказавшись в отпуске в Санкт-Петербурге, Лермонтов пытался выйти в отставку, мечтая полностью посвятить себя литературе, но не смог сделать это, и весной 1841 года он был вынужден возвратиться в свой полк на Кавказ. Туда он отправился со своим родственником[3] и давнишним товарищем Алексеем Аркадьевичем Столыпиным (Монго) – тем самым, что был его секундантом в дуэли с Эрнестом де Барантом.

По приезде на Кавказ, Лермонтов взял отпуск по болезни и поселился в Пятигорске. Там вокруг него сформировался кружок близких приятелей, где кроме Столыпина были корнет Михаил Павлович Глебов (он восстанавливал здоровье после тяжелого ранения в сражении при Валерике), князь Сергей Васильевич Трубецкой и князь Александр Илларионович Васильчиков. Последнему принадлежит, наверное, наиболее достоверный рассказ об этом времени жизни Лермонтова и его последней дуэли. Он пишет:

«Мы жили дружно, весело и несколько разгульно, как живется в этом беззаботном возрасте, двадцать – двадцать пять лет. Хотя я и прежде был знаком с Лермонтовым, но тут узнал его коротко, и наше знакомство, не смею сказать наша дружба, были искренны, чистосердечны».

А вот как описывал князь Васильчиков характер Лермонтова:

«В Лермонтове (мы говорим о нем как о частном лице) было два человека: один добродушный для небольшого кружка ближайших своих друзей и для тех немногих лиц, к которым он имел особенное уважение, другой – заносчивый и задорный для всех прочих его знакомых».

Из напечатанных рассказов и данных военного суда известно в общих чертах, что причиной дуэли была ссора Лермонтова с отставным майором Мартыновым, одним из его давних знакомых, но бесспорных сведений о том, что же именно послужило предметом ссоры, кто из них двоих был неправ, до сих пор нет. Например, князь А.И. Васильчиков (один из непосредственных свидетелей дела) отвергает рассказы, обвинявшие Мартынова. Он пишет так:

«Глубокое уважение к памяти поэта и доброго товарища не увлечет меня до одностороннего обвинения того, кому, по собственному его выражению, злой рок судил быть убийцею Лермонтова».

Николай Мартынов родился в 1815 году, получил прекрасное образование, был человеком весьма начитанным и с ранней молодости писал стихи. Он почти одновременно с Лермонтовым поступил в Школу гвардейских подпрапорщиков, где все время учебы они были постоянными партнерами в фехтовании на эспадронах.

Воспитанники Школы каждую среду выпускали рукописный журнал «Школьная Заря», и в нем самое деятельное участие принимал Лермонтов (у него было прозвище «Маешка» – от Мауеих, горбатого и остроумного героя одного французского романа), рисовавший карикатуры и писавший стихи. Уже тогда Мартынов, отдавая должное таланту Лермонтова, говорил: «Если бы он не был великим писателем, то легко мог бы сделаться первоклассным живописцем». Творчество сблизило их настолько, что они стали близкими товарищами.

Если честно, то о характере Михаила Юрьевича Лермонтова в ту пору многие отзывались весьма нелестно.

Например, Александр Францевич Тиран, тоже учившийся в Школе гвардейских подпрапорщиков и постоянно подвергавшийся насмешкам Лермонтова за свою фамилию, писал о нем так:

«Мы любили Лермонтова и дорожили им; мы не понимали, но как-то чувствовали, что он может быть славою нашей и всей России; а между тем, приходилось ставить его в очень неприятные положения. Он был страх самолюбив и знал, что его все признают очень умным; вот и вообразит, что держит весь полк в руках, и начинает позволять себе порядочные дерзости, тут и приходилось его так цукнуть, что или дерись, или молчи. Ну, он обыкновенно обращал в шутку. А то время было очень щекотливое: мы любили друг друга, но жизнь была для нас копейка: раз за обедом подтрунивали над одним из наших, что с его ли фигурою ухаживать за дамами, а после обеда – дуэль…

Лермонтов был чрезвычайно талантлив, прекрасно рисовал и очень хорошо пел романсы, то есть не пел, а говорил их почти речитативом.