Лис поглядел на оракула так, будто хотел убедиться, в своем ли тот уме.
— Ты хочешь, чтобы я…
— Да, — белоглазый произнес это твердым тоном, не терпящим пререканий, и горько усмехнувшись, добавил, — в конце концов, ты же у нас в семье мастер клинка.
— Я не…
— Ты сделаешь. Иначе я не выполню твою просьбу.
Лис умолк, недовольно разглядывая свои босые ноги. Некоторое время они молчали.
— Альба, я тебя ненавижу, — тихо произнес нелюдь, не поднимая глаз. Оракул хмыкнул.
— Учитывая, что это единственное чувство, которое ты можешь испытывать в полной мере, я даже рад этому.
Некоторое время оба молчали.
— А она, — Альба устремил взгляд к небу, щурясь на солнце, — она, конечно, чудо. Зачем, кстати, тебе понадобилось запечатывать духа?
Олга вздрогнула, вся обратившись в слух.
— Два раза Черный Дракон расправлял крылья. Золотой же ни разу не поднимал своей головы.
— А ты хочешь увидеть лик Золотого Дракона? О, братец, это сложно, а в твоем случае практически невыполнимо. Змей-Созидатель рождается только от большой любви. А эта девушка… Да она же тебя ненавидит больше всех на свете. Я тебя предупреждал: не перегибай палку, действуй осторожно. Но ты ведь не знаешь меры, считаешь, что посильно для тебя, выдержит и любой другой. Видел бы ты вашу нить. Да что там нить, цепь пудовая! И все замешано на крови, боли, муках. И немудрено. Ведь ты забыл, что такое любовь.
Последние слова оракул произнес с тоскою в голосе.
— Альба, верни мне имя. Я хочу вспомнить свою жизнь. Я хочу вспомнить любовь… — голос Лиса становился все тише и тише, покуда совсем не потух. Змея впервые видела гордого йока таким кротким и тихим.
— Нет, невозможно, — ответ прозвучал так жестко и холодно, что даже Олга нахмурила брови, дивясь подобной надменности и самоуверенности. — Время не пришло.
— А что если я погибну к тому моменту, когда оно придет?
— Не исключено!
— Почему? За что ты лишил меня памяти.
— Такова твоя судьба.
— Гад же ты, братец.
— Такова моя судьба, — оракул рассмеялся. Лис вдруг потемнел лицом и коротко ударил белоглазого в челюсть. Тот слетел с крыльца, будто сухой листок, подхваченный ветром, и, неловко упав на спину, закашлялся, сплевывая густую слюну. Нелюдь, сжав кулаки, пошел на брата, но мощный пес преградил ему путь, ощерив желтые клыки, каждый с мизинец длиной, и зарычал. Рыжий хмыкнул, опуская руки:
— Такова твоя судьба, Альба.
По измаранным в пыли щекам юноши потекли, оставляя грязные дорожки, злые слезы боли:
— Ну ты и гад!
Лис ведром зачерпнул из бочки воды, плеснул в лицо брата и небрежно швырнул следом измятое полотенце.
— Утрись, баба, краше будешь, — после чего развернулся и вошел в дом.
— Проснулась? — Учитель, даже не взглянув на Олгу, прошагал мимо и сел за стол.
— Ты не упоминал, что у тебя есть брат, — присаживаясь рядом, заговорила она.
— Я вообще очень скрытный, — холодно съязвил нелюдь, разливая по кружкам молоко.
— Зачем ты его побил?
До Лиса наконец дошло, что она наблюдала за ссорой, и он внимательно посмотрел на Змею, видимо, решая, с какого момента чужие уши внимали их не слишком приятным речам. Поколебавшись несколько мгновений, он все же произнес:
— Он меня раздражает. Пусть знает свое место.
— А ты знаешь свое место?
Лис, взявший было в руки ложку, напрягся так, что деревянный черенок переломился надвое. Он шумно поднялся и грозовой тучей навис над замершей Ученицей.
— Не смей меня учить!
Она тоже поднялась, возмущенно вскинув бровь.
— Не смей на меня кричать! Я не твой брат, могу и в рыло дать.
Лицо нелюдя исказила хищная гримаса ярости, крылья носа трепетали, с шумом выпуская воздух. Скрипнула дверь.
— Только не в доме, — простонал Альба, всплеснув руками. На скуле, будто измазанной черничным соком, лоснился огромный, чуть припухший синяк. Змея повернулась к оракулу, сверкая глазами:
— Ты, божественный гад, и ты, мерзкий йок! Никаких печатей, слышали? Не позволю решать мою судьбу у меня за спиной!
Братья переглянулись.
— А ты что же, знаешь свою судьбу? — прикладывая к щеке компресс, поинтересовался белоглазый. Олга заскрежетала зубами.
— Тебе что, мало наподдали? Еще хочешь? А ты, — она обернулась к Лису, — сволочь. Если бы не твое идиотское вмешательство, Черный Дракон никогда бы, как вы это говорите, не расправил крылья.
Она выбежала из горницы, в сердцах хлопнув дверью, но стоило сойти с крыльца, как внезапная слабость ног вынудила ее опуститься на землю. Грудь ожгло, перед глазами замелькали белые пятна.
— Прости, Змея, — голос оракула за спиной прозвучал, словно сквозь вату, — но я начал еще ночью. Не гневайся, будь благоразумной.
— Чтоб тебя волки съели, мерзавец! — прошептала она, и мир померк, скрытый пеленой огненного марева.