— Что ты, надеются и верят в твои силы.
— Что ж, жестоко, — она тоже усмехнулась и повернулась на бок, чтобы видеть своего собеседника. — Ответь мне, только честно: ты знал, что яд на меня не подействует?
— Нет, не знал.
Олга поджала губы, силясь наконец понять мотивы этого нелюдя.
— Тогда, не пойму, что тобою двигало? Ненависть? Лис убил твоего Учителя, ты решил отомстить?
Сокол молчал.
— Нет? Тогда зависть? Что не тебе досталась?
Тот презрительно хмыкнул, дескать, даже не думал.
— Ты, если забыла, никому не досталась, не только мне…
— Тогда… — она приподнялась на локте, не веря собственной догадке, — ты что, меня пожалел?
Он чуть заметно вздрогнул, но внимательной Змее и этого был достаточно. Она откинулась на спину и засмеялась.
— Вот умора! Пожалел! Ей-богу, умора! Вот что только не вылезет из вас, стоит лишь надломить печать.
— Глупая девка, — неожиданно зло ругнулся Сокол и вышел прочь, громко хлопнув дверью. Олга еще чуток повеселилась, но вскоре ее вновь сморило сном.
Осень наступила слишком неожиданно. Олга мыла полы в доме советов, когда в раскрытое настежь окно ворвался порыв холодного ветра, задрав подол. Ученик, мывший стекла, сдавленно хрюкнул, за что тут же получил затрещину от Сокола, что правил скрипящую в петлях дверь. Олга одернула рубаху и увидела на полу кленовый лист, побитый алыми подпалинами. Она бросила тряпку и вышла на крыльцо, утирая взмокший лоб. Бисеринки пота, тронутые морозным дыханием ветра, холодили лицо. Она долго смотрела на густую темно-зеленую шевелюру дубравы, окружавшую поселок, на грязные обрывки туч, бегущих по серому неприглядному небосклону, на колодец, у которого крутился мальчишка, назначенный на сегодня кашеваром. Змея уже успела позабыть, как быстро может лететь время, если ты погряз в бессмысленной борьбе. Два с половиной месяца потребовалось на то, чтобы смирить ее гордый, жаждущий свободы дух, чтобы завоевать доверие этих литых из стали и камня, суровых воинов. Соглашение было достигнуто, и теперь она жила среди нелюдей, почти перестав ощущать себя в окружении живых мертвецов. Олга так и не поняла, чего ожидал от нее намма, но Сокол, что неотступно следовал за нею, неся с холодной отстраненностью ярмо тюремщика, дал клятву, что никто не посмеет поднять на нее меч. Ему она почему-то верила.
— Что-то случилось? — Пернатый подошел и встал рядом, вынув изо рта гвозди и бросив их в короб с инструментом.
— Это очень странное место — проклятый остров, — произнесла Змея, задумчиво теребя завязки на рукавах.
— Мы предпочитаем называть его Княжьим, — чуть помедлив, заметил Сокол.
— Это уязвляет вашу гордость? — с недоброй улыбкой спросила она. Он, как обычно, остался спокоен:
— Скорее, вызывает нежелательную реакцию у людей. А чем же он странен, наш остров?
— Здесь все… иначе, против природы. Ручаюсь, в Надаре, что по ту сторону пролива, уже все деревья стоят голые, обдерганные ветром и ледяным дождем. А эти дубы, — она указала на рощу, — похоже, и зимою не лысеют, словно сосны или елки какие. Тут хоть снег бывает?
— Конечно, — Сокол улыбнулся, — иногда за ночь наметет, что и в нужник не выйдешь, но быстро сходит. Земля горячая. А дубы глубоко корни пустили, им не холодно, их нутро острова греет.
Они некоторое время помолчали.
— Барсук и Цапля идут, — неожиданно брякнула она. — Опять этот старый прохвост притащит мне цацок дурацких. Благо, было бы куда надеть. Я ему что, в жемчуге должна кашу варить да полы драить?
— Не перечь Мастеру, — мягко проговорил йок, — пусть тешится. Не привык он видеть в своем доме женщину, вот и чудит.
— Много, я погляжу, у вас здесь чудаков, — пробормотала она.
— А вот о том, что
— Знаю я…
— Кодекс? — Сокол удивленно приподнял брови. — А что, Учитель не рассказывал тебе о его содержании?
Она отрицательно покачала головой.
— Что ж, этого следовало ожидать, — йок задумчиво провел ладонью по короткой бородке. — Ладно, так и быть. Грамотная?
Он вышел в темноту ненастья, впустив в избу влажный порыв холодного ветра, но вскоре вернулся, бережно пряча под курткой кожаную тубу. Внутри обнаружился свиток пергамента, изъеденный по краю огнем. Олга села ближе к свече и принялась изучать документ. Пунктов было на удивление мало, и более всего это походило на свод указаний того, чего делать запрещено. Ее весьма позабавила одна деталь, отследив которую, она тут же обратилась к своему надзирателю.
— Кто составлял эту бумагу?
Сокол пожал плечами:
— Этим занимаются оракулы.
— А кто создал первоисточник?
— Откуда ж мне знать. Говорят, первый оракул и создал.
— Оракулы, насколько мне известно, живут вечно, сменяя тела. Так что этот, скажем так, наивный виршеплет, бродит где-то и сейчас.
— Не стоит недооценивать ум оракулов. А что тебя смутило?