Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея

Она, не обращая внимания на взъярившегося йока, тихо засмеялась и погладила Сокола по щеке. Кабан еще несколько мгновений стоял на пороге, после чего сдавленно рыкнул и вышел вон, шумно хлопнув дверью. Полумрак и тишина вновь поглотили две замершие в неподвижности фигуры. Он все так же продолжал разглядывать ее грязное, в корке спекшейся крови, осунувшееся лицо, без страха, без отвращения, без презрения и злости. Просто смотрел в ее горящие солнцем глаза, только вот солнце это светило в ином мире и не отражало реальности здешнего. С каждой минутой ширилась и крепла его уверенность в том, что это искалеченная душа обронила свой разум где-то по пути, возвращаясь из смерти в жизнь несколькими минутами ранее. Она была на грани, за которой ее ожидало полное безумие. Сокол грустно улыбнулся и аккуратно убрал со лба налипшую прядь.

— У тебя, наверное, красивые волосы, — тихо произнес он. — Тебе надо помыться. Негоже девушке запускать себя до такого состояния.

Она вдруг обмякла, будто кто вытащил железный штырь из позвоночника: плечи опали, голова поникла, взор потупился. Змея поглядела на свои руки, пошевелила пальцами, словно проверяла, подчиняются ли они еще ее воле.

— Надо, — почти шепотом согласилась она.

Сокол поднялся, протянул ей руку.

— Пойдем, я отведу тебя в баню.

Она замерла на миг, прислушиваясь к чему-то, а после подняла на йока растерянный взгляд, и тот вздрогнул, пораженный неожиданно ярким воспоминанием.

Когда-то, года четыре назад, он с Волком ходил на задание. В южных угодьях славийского князя, чуть севернее Ходонска, разгоралась эпидемия страшной гнилой хвори. Был приказ уничтожить разносчиков болезни. Сокол хорошо помнил себя, стоящего посреди трупов разоренной горящей деревни, и маленькую светлоглазую девочку — единственное здоровое существо в кишащем заразой болоте из крови и гниющих внутренностей. Она стояла у калитки, глядя на изувеченные тела своих родителей, и, когда он подошел к ней, подняла на йока взгляд, передать который словами было невозможно. Сокол много раз видел такие полубезумные глаза людей, чей разум еще не осознал случившегося в полной мере, да и не желал этого, дабы сохранить душу, но ни единого разу подобные взгляды не производили на него такого сильного действия. Сокол испытал то, что у людей называется состраданием. Волк убил эту девочку, просто смахнул ей голову легким движением острого, как бритва, лезвия. И сейчас на Пернатого смотрел Великий дух, чьи прекрасные, как свет, глаза выражали то же самое замешательство голой души перед ужасом творящегося вокруг.

— Я не могу, — она чуть подняла скованные запястья, но кандалы утянули их вниз, и те безвольно упали на колени. — Я не могу идти. Я… Мне тяжело.

Сокол встал пред Змеею на колени и аккуратно, стараясь не потревожить раны, разъял скобы. Когда пленницу заперли здесь, дорогие оковы и тонкие цепи сменили на обычные железки, оставив лишь на шее массивное кольцо из драгоценного сплава, потому снять их вручную не составило особого труда.

— А теперь?

Она отрицательно покачала головой. Тогда Пернатый поднял ее на руки. Тельце Великого оказалось на удивление маленьким и хрупким. Когда Сокол вынес ее на улицу, она уткнулась лицом в его плечо, пряча глаза, отвыкшие от яркого солнечного света.

В бане стоял радостный гвалт: молодняк после нудных тренировок, устроил себе помывочный день и потчевался свежем парком. Выгнав всех щенков вон из мыльни и раздав указания — кому выдраить избу, где содержался пленник, и убрать постель в горнице, кому найти чистое белье, кому сбегать в оружейную и принести “те самые” браслеты — он остался в бане один на один со Змеею. Усадив ее на низкую деревянную скамеечку, Сокол, оголившись по пояс, принялся тщательно и заботливо обхаживать девушку, что вздрагивала и сжималась от каждого прикосновения. Ножки и ручки ее казались ему такими тонкими и нежными, что он невольно думал об их юности, удивляясь и не веря силе, что была сокрыта за ложной слабостью. Волосы, длинные и густые, долго сочились мутной водою, когда он пытался смыть въедливую грязь. Вся она, в таком подавленном состоянии полного непротивления, вызывала у йока странные, но приятные ощущения, словно маленькая птичка трепетала где-то под ключицей. А после, когда йок бережно, словно дорогую вазу, обернул Змею в простыню, вынес в предбанник и принялся расчесывать влажные пряди, она вдруг заплакала, тихо и без эмоций. Слезинки медленно катились по совершенно каменному, ничего не выражавшему лику и скапливались на кончике вздернутого носа, опадая тяжелыми мутноватыми каплями на пухлые губы. Сокол почувствовал резкую головную боль, будто кто-то исхитрился всадить ему стрелу с разрывным наконечником прямо в правое ухо. Сжав кулаки, он сдавленным от напряжения голосом произнес:

— Прости… его.