Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея

— Не смутило, развеселило. Этот закон, разве ты сам не додумался, писан для некого сверхйока, без учета погрешностей и индивидуальности в ваших характерах. Того, кому по силам строго выполнять все предписания, просто не может существовать, понимаешь? Почему назвала его наивным? Да потому что он писал это, полагая, что человеческую личность легко изжить. Но это невозможно. Либо этот оракул был глуп и совершенно не разбирался в природе людей, либо он думал каким-то другим, нечеловеческим умом. Только вот откуда ему было взяться, такому уму. Кто они вообще такие? И откуда?

Сокол помолчал, раздумывая над ответом.

— Насчет Кодекса. Я тоже думал об этом, но не как о противоречии, а как об идеале, к которому обязан стремиться каждый сын смерти. Истинный дух должен быть столь же бесстрастен и холоден, как его оружие. Ничто не должно застить ему глаза, он руководствуется лишь Кодексом и законом страны, на территории которой работает.

— Но законы не идеальны, их пишут те же люди…

— Это не важно, мы подчиняемся установленному порядку, чистим систему от тех, кто мешает ей нормально работать или несет угрозу. А чтобы определить степень виновности, мы должны уметь чувствовать ложь столь же хорошо, как держать меч. Взамен мы получаем золото для жизни тела и процветания клана, и энергию для жизни духа.

— Знаю я это. Смерть, страх — вот чем питается твой зверь. Но ты уверен, что это ему необходимо? Что именно это его пища?

— Поясни.

— Я видела, — она понизила голос, — видела собственными глазами, можешь проверить меня своим хваленым чутьем на ложь, как печать сосет из тела йока жизнь. Тебе не кажется это странным? Может быть, оракулы лишь для этого и затворяют духа, чтобы пить из него и через него.

Сокол недоверчиво покосился на собеседницу.

— Я не знаю, что тебе ответить. Все, что существует, все эти отношения… понимаешь, им очень много лет. Но уже с самого начала это было тайной: откуда они, кто такие, зачем здесь. Я ничего не могу сказать им в защиту, но и для обвинения мало доказательств. Это сродни вопросу о смысле существования. Трудно разобраться. А Кодекс… Кодекс позволяет нам существовать в таком … качестве. Ты же сама понимаешь, что для каждого из нас такая жизнь — второй шанс. Первый мы разбазарили.

— И тебе это нравится… такая жизнь?

— Это глупый вопрос. Жизнь не может нравиться или не нравиться. Она просто есть.

— А ты философ, — Олга усмехнулась, но без злобы, по-доброму.

— Кто, прости? — он настороженно поглядел на нее, видимо, не поняв значения слова.

— Не важно, — она задумалась, но потом поспешно добавила, — это не обидное слово, не хмурься. Значит, ты признаешь, что Кодекс не имеет… как бы это… реального носителя, что ли?

— Ты имеешь в виду, что нет таких, как требует закон? Они есть, но их очень мало. Это приходит с возрастом, а мало кто из нас доживает до таких лет, что полностью подчиняется печати. Был Крыса, но Лис снес ему голову.

— Дааа?! — Олга с трудом смогла удержаться, чтобы не ляпнуть глупость. — Вот гад, и его тоже?!

Сокол с сомнением покосился на Змею.

— Он многих убил. Но не так, как Волка или Рыбу. Просто убил, вынул духа, а кинжал спрятал. На его счету уже десять наших братьев, и это лишь те, о ком точно известно, что погибли от его клыков. Многие остались кто без Мастеров, кто без Учеников. Но ему особо нравится убивать парами. Сама понимаешь, свидетелей не остается. Можно все списать на Ловчих и Стаю.

Пернатый говорил спокойно, но чувствовалось некое напряжение в его голосе, и Олга не могла понять, что это: страх или гнев. Они некоторое время молчали, размышляя каждый о своем. Наконец, Сокол поднялся, собирая свиток обратно в тубу.

— Пойду, отнесу в хранилище, а ты спи. Поздно уже.

* * *

Снег падал большими липкими хлопьями. В тишине казалось, что слышен мягкий звук, с которым он касался земли. С утра земля промерзла и белая шаль ровным слоем укрывала землю, нанизывалась на колкую жухлую траву и медленно оседала, превращаясь в стылую влагу. Змея стояла рядом с избою, что еще не стал ее домом, но уже перестал быть тюрьмою, и наблюдала, как молодые йоки тренируются, поблескивая на морозе упругими, потными от напряжения телами. Босые, пышущие паром мальчишки, кружились вокруг Учителей, понукаемые Соколом и Ежом, что, стоя в центре круга, орудовали плетьми со стальными жалами на конце. Задачей щенков было увернуться от раздвоенного “змеиного языка”, который нещадно рвал мягкую плоть, коли та попадалась ему на пути, и при этом не выйти из круга. После Ученикам выдали копейные древки, утяжеленные, она знала, стальной сердцевиной, и те стали отрабатывать групповое нападение. Это было красиво — слаженный танец десяти юношей. Красиво и опасно. Змея вдруг почувствовала острое желание присоединиться, но сдержалась, поплотнее закутавшись в дорогой полушубок — подарок чудного Барсука — лишь подошла ближе и присела неподалеку на скамью. Ее заметили.

— Ну, как они?