Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея

— Я никогда не буду смиренной пленницей. Я — Великий Дух! — чеканя каждое слово, горделиво проговорила она. Йок схватил Змею за грудки и вдавил в кровать, обдавая ее лицо горячим дыханием, что смердело кровью больше, чем когда-либо. Но Олга не поморщилась, лишь сжалась, готовая к драке, и впервые за весь разговор поймала его взгляд. Наученная горьким опытом, она ожидала увидеть там что угодно: ненависть, ярость, отвращение — но только не отчаяние и боль. Сокол резко выдохнул, медленно сморгнул и, отпустив ее, выпрямился:

— Убирайся!

— Что? — она резко села, глядя на Пернатого, как на умалишенного.

— Я сказал, убирайся. Уходи отсюда. Тебя никто не задержит, ступай. Я не могу тебя убить. Не могу и нарушить обещание и позволить это сделать другому. Но у меня больше нет сил терпеть все это. Твоя гордыня беспредельна! Пусть меня накажут. Все легче, чем ходить при тебе надзирателем. Знаешь, я даже зауважал Лиса. Это ж какую выдержку надо иметь, чтобы жить с тобою и не пришибить тебя насмерть.

Он поднял с пола куртку, накинул ее на плечо и вышел вон, хлопнув дверью. Олга некоторое время глядела на ключи от оков, что поблескивали на полу, отражая неверный свет лучины, и слушала скрип снега под сапогами Сокола. А в сердце звенела странная пустота. И не было радости от столь легко обретенной свободы, не было ликования и веселья. Не было и обиды. Как некогда, распрощавшись с Лисом, чтобы вернуться к семье, так и сейчас на душе тяжелым камнем лежала тоска, невыносимая и сосущая чувства, будто огромный ненасытный клещ. Змея даже не сразу заметила, что лицо ее мокро от слез, а, обнаружив это, немало удивилась и расстроилась. Неужели она столь сильно привязалась к этому месту, и — Олга испуганно вздрогнула — к этому нелюдю, что надзирал над нею, как самый строгий и исполнительный тюремщик? Она свернулась калачиком на смятой постели, уставившись в темноту, и, кажется, задремала, потому что привиделось ей, будто отец сидит за столом и что-то пишет. Олга жалобно окликнула его, он повернулся и одарил ее теплой и заботливой улыбкой, после чего снова принялся за бумаги. Змея очнулась в полной темноте — лучина успела прогореть — и села на кровати, лихорадочно пытаясь определить, сколько времени она блуждала в сумерках собственного сознания. Может час, а может и десять минут, по крайней мере, ночь за окном посерела, предвещая восход. Олга затеплила свечу, подняла с пола ключи, сняла браслеты, аккуратно сложила их на подушку и замерла, не зная, как справится с ошейником. Именно в этот момент дверь в горницу чуть приоткрылась, и в щель опасливо просунулся сначала нос, а затем и ушастая голова Мотылька.

— Эээ, Мастер? — он внимательно оглядел Олгу, пытаясь уловить признаки гнева или безумия на скорбном лице. Не заметив ничего подозрительного, он бочком просочился в горницу и замер, готовый в любой момент удрать, откуда пришел. Только тогда мальчик заметил браслеты на подушке, и его брови удивленно и испуганно поползли вверх. Олга как-то виновато улыбнулась и извиняющимся тоном произнесла.

— А меня вот… выгнали. Совсем, говорит, убирайся. А добро сдать надо на склад. Не поможешь снять кольцо с шеи?

— Не могу, — опешив от такой новости, заговорил Мотылек. — И никто не может, разве что кузнец. Там в замке секрет — сосуд “белой крови” впаян. Такой ошейник носят особо провинившиеся и буйные. Чем смиреннее дух, тем жиже “кровь”. В конце концов, она вытекает и замок открывается. И наоборот, чем яростнее нрав, тем тверже металл, и тем крепче замок. А как выгнал? Кто? Мастер Сокол?

Олга кивнула, теребя драгоценное кольцо на своей шее. Мысль о том, что эту цацку, похоже, с нее никогда не снимут, повергла Змею в уныние.

— Странно, то-то он такой сердитый был. Но это потом… я, это, пришел за помощью. Очень нужно. Не откажите… Великий Дух.

— А что случилось? — наконец опомнилась Олга.

— Там Еж… в общем… ему плохо.

— Неужели? Совесть замучила?

— Да нет, раны.

— Постой, — она непонимающе мотнула головою, — какие раны?

— Все те же.

— Ты хочешь сказать, что те синяки, что я наставила этому дурню, до сих пор кровоточат?

— Да! — выдохнул Мотылек и затараторил, сбиваясь и путаясь от волнения — Он в ужасном состоянии, кровь так и хлещет. А его дух слаб, ничего не может сделать. Сокол хочет резать…

— Умолкни! — прикрикнула на него Змея, хмуря брови. — Почему дух слаб? Что с этим йоком не так?

— Да как же, Мастер, вы действительно не знаете? Это же на Еже Предатель… ну, Лис… впервые опробовал свой способ… полного убийства, только не завершил до конца начатое. Теперь Ёж… он… как увечный. Калека духа.

Олга задумалась. Ей вдруг стало понятна причина злобы этого несчастного нелюдя, и ее необычные чувства во время боя. А вместе с пониманием пришло и жгучее любопытство, как же рыжий ублюдок сумел сделать такое с йоком, и что же он, в конце концов, сделал.

— Ну хорошо, веди, — она сунула ноги в шерстяные карпетки, — погляжу, чем там можно помочь.

* * *