Пернатый добрел до колодца в центре деревни и остановился, тяжело опершись на обшитые мрамором борта. В глубине поблескивала черная и жирная во тьме вода, отражая звездное небо. Он некоторое время бездумно глядел в темную дыру, потом резким движением снял с кромки колодца снег и растер его по лицу.
— Мастер, — окликнул его сзади взволнованный голос. — Мастер, я вас искал. Там Еж… ему плохо.
Сокол выпрямился, грозно сведя брови, и зашагал к избушке собрата. Ученик бежал следом, продолжая говорить.
— Она сломала ему ребра, и осколки прошили оба легких. Он бы смог сам восстановиться, но кость расщепилась. У него в животе теперь решето, и кровь хлещет через все дыры, мешает дышать. Его дух не справляется… Учитель, он что, умрет? — тихо, будто нечто чудовищное слетело с его губ, спросил мальчик. Пернатый, открывая дверь, недовольно глянул на Младшего, но смолчал.
Еж лежал на кровати. Его хриплое, свистящее дыхание было слышно еще из сеней. Увидев Сокола, двое Учеников, менявших бинты, почтительно отступили, уступая место Старшему. Тот присел рядом с пускающим красные пузыри йоком и, вглядевшись, тяжело вздохнул.
— А, пришел, защитник слабых и угнетенных, — Еж поднял припухшие веки и разразился кашлем, забрызгав гостя и подушку кровавой слюною.
— Помолчи, — раздраженно оборвал его Сокол, водя рукою над тугим напряженным животом, после чего стряхнул ладонь и устало потер ею глаза. — Придется резать, чтобы вынуть осколки. Ты выдержишь?
Еж закатил глаза, дескать, откуда мне знать, после чего вновь сплюнул кровь в подставленную мальчиком миску. Пернатый покачал головой.
— Эх, Иголка, и какая муха тебя укусила?
— И ты спрашиваешь меня об этом? Ты, чей Учитель погиб страшной смертью от руки предателя крови! — внезапно разъярился Еж. — Я имею право мстить. Я хочу отомстить этому подонку за то, что он сделал со мною!
В комнате повисла тяжелая, пропитанная запахом нечистой крови тишина.
— Мастер, — решился наконец прервать гнетущее молчание Мотылек, что стоял все это время у двери, наблюдая за разговором Старших.
— Да? — рассеянно обводя глазами комнату, спросил Сокол.
— Мастер, эта девушка — она действительно Великий дух?
Еж презрительно хмыкнул, Пернатый наконец-то сосредоточил взгляд на говорившем.
— Да, несомненно.
— Я думаю, нам следует обратиться к Змее за помощью. Раз она смогла сломать, значит, сможет и исправить.
— Что ж, — Сокол внезапно стал язвителен, — хорошая идея. Иди, пригласи ее сюда. Я думаю, она получит удовольствие, добивая этого дурака.
Еж фыркнул, но смолчал. Мотылек сердито глянул на Старших и вышел за дверь.
— Инструменты принеси, — крикнул ему вдогонку Сокол и снова повернулся к раненому.
— Значит месть, и ничего больше… Что ж, я понимаю тебя, — примирительно заговорил Сокол, утирая кровь, проступившую на губах раненого, — но причем здесь девушка, причем здесь Змея?
— Ты не встречался с ним, оттого тебе вряд ли будет ясна причина, — безрадостно хмыкнул Иголка. — Но я видел его, я наблюдал, как он победил моего Учителя, я сам дрался с ним. Он одержимый. Его страсть — убийство себе подобных. Он ненавидит расу, к которой принадлежит. Он ненавидит нас!
Еж закашлялся. Когда приступ удушья прошел, он продолжил тихим но очень злым голосом:
— Причем здесь Змея? Я скажу тебе. Она его женщина. Его порода. Я это сразу понял, как только увидел ее. А сегодня убедился окончательно. Ее характер, ее манера говорить, драться — всюду чувствуется его влияние. Она просто отражение этой скотины. А теперь представь, насколько она дорога ему — бесценная, идеальная игрушка, божественная и прекрасная кукла, единственное существо в мире, которое
— Что ж, это твое право, — пожал плечами Сокол, — вот только кое в чем ты ошибся. Она не убийца, и она уже не его женщина.
— А чья же? — криво усмехнулся Еж.
— Моя, — тихо и без особой радости произнес Пернатый, с тоскою глядя в стену. Раненый йок громко и с надрывом захохотал, но его смех быстро превратился в булькающий кашель, после которого он смолк, страдальчески кривя губы.
— Да, моя, — тихо, как бы самому себе, подтвердил Сокол.
Дверь отворилась, впустив холод со двора и запах — тонкий, но столь знакомый и волнующе-горьковатый аромат полыни. Сокол обернулся, удивленно и в то же время недовольно сдвинув брови.
Змея некоторое время стояла у порога, сквозь прищур рассматривая лежащего на кровати нелюдя, тот в свою очередь сверлил гостью недовольным и злым взглядом. Потом она все же присела на кровать, мягко оттеснив с места Сокола, и принялась зрячими пальцами изучать повреждения. Еж зарычал:
— Я не желаю…
— Умолкни, — резко оборвала его Змея, не прекращая вдумчиво прощупывать рану.