Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея

Стон был чуть слышен, но в этом царстве мертвых даже стук чужого сердца привлек бы внимание Змеи. У порога она перешагнула через кучу того, что раньше было людьми, бросилась к раненому, но на полпути остановилась, со звуком вдохнув вырвавшийся возглас. Лиса будто бы разделывал на отбивные умелый мясник — на теле Рыжего не осталось ни одного живого места: при каждом вздохе из дыры в боку сочилась кровь, правая рука болталась на сухожилиях, из груди, плеча, шеи, торчали арбалетные болты, они-то и удерживали его в сидячем положении, пригвожденным к стене, живот был вспорот, и темные внутренности вывалились бы из чрева, если бы хозяин не зажал рану сохранившейся рукою. Нос смят в кашу, как и губы, рассеченные ударом не то палицы, не то кулака в железной перчатке. И воздух вокруг был напоен холодным, снявшимся с металла запахом полыни. Смотреть, как это шевелится, пытаясь разлепить оплывшие веки, и что-то произнести, даже Змее было невмоготу, и она крепко зажмурилась, прогоняя приступ дурноты.

— Они там, в чулане, — голос был хриплый, слова неразборчивы, но Олга последовала указанию и полезла в чулан, споткнувшись о чьи-то вещи. В воздух взмыла туча серебристой пыли. Медведь, мелькнула мысль и пропала, вытесненная чувством безумного счастья, замешанном на радости, боли, тоске, злобе, торжестве, любви, недоверии и… разочаровании. В темнушке, крепко прижимая к себе тело маленького мальчика, сидел Итил, уже не сопливый младень шести лет от роду, каким она его помнила, а сильный, кряжистый, как дед Тихомир, парень. Лицо его было разбито в кровь, руки оцарапаны, глаза смотрели прямо перед собою, на внешнее он не реагировал. Олга вытащила племянника из чулана, не без труда развела руки, вынимая из окаменевших объятий тело придушенного мальчика, привела того в чувства, и маленький заплакал. Итил вздрогнул и медленно повернул голову на крик. В дверях показался Даримир, одуревшими от увиденного глазами воззрился на жену, потом нахмурился, заметив Лиса.

— Забери ребенка, — холодно и сухо произнесла Змея, вручая малютку шептуну, а сама повела Итила следом, но в сенях путь ей заступила тощая беловолосая девочка. Альба, как и те двое снаружи, была полупрозрачна, что было особенно хорошо видно из темного помещения на фоне распахнутых дверей.

— Помоги ему, — на слишком серьезном и сосредоточенном лице решимость мешалась с горечью. Змея медленно, точно завороженная, покачала головою, не сводя с Альбы взгляда.

— Помоги ему.

— Не хочу.

— Помоги ему, пожалуйста.

— Не могу, — голос Олги начал чуть слышно вибрировать, выдавая, сколь близко она была к истерике. Оракул закусила губку, морщась, как от боли.

— Тогда… — девочка протянула ей серебряный кинжал, — тогда позволь ему умереть достойно. Он ведь спас мальчиков.

Змея молча взяла из призрачных, почти неосязаемых рук легкий, но слишком материальный клинок и вернулась к Лису. Отцепив его от стены и уложив на пол, она замерла в нерешительности, окунувшись в поток сумбурных мыслей. Картина произошедшего становилась ясна, но слишком нереальна. Лис не тронул ее семью тогда, но каким-то образом заставил уйти, оставив ее в неведении. Возможно, выдумал какую-то жуткую историю или еще что-то в этом роде. Его сильно потрепали на Княжьем острове, и волею судьбы он попал в руки единственных в мире людей, которые способны были проявить к нему сочувствие и принять в свой дом, где Предателя по свежим следам и обнаружили как йоки, так и Ловчие. Зная характер нелюдя, Олга не могла поверить, что он, раненый, бросился защищать ее семью, запер сопротивлявшегося мальчишку в темнушку, всучив ему брата, чтобы Итил сидел тихо, оберегая его жизнь. Это была какая-то шутка! Это рушило все ее умозаключения. Разум не принимал, и сердце было в смятении. Змея глядела на Лиса и ничего не чувствовала. Ни жалости, ни глумливой радости при виде ее насильника в таком ужасном состоянии, ни злобы, ни ненависти — ничего, и это было похоже на сумасшествие. Она находилась в положение маленькой, совершенно голой и беззащитной девочки в лесу, полном волков.

И волки пришли!

Лис шевельнулся, открыв глаза, и во взгляде его не было вопроса. Он не ждал помощи. А Олга смотрела и видела печаль в его глазах, печаль и безысходную тоску. Она окончательно перестала понимать, что происходит. Страх накатил волною — бесконтрольный, мутный, шальной. Лис понял все. Прочитал по лицу. Ладонь, холодная и влажная ладонь мертвеца, коснулась ее пальцев, высвобождая рукоять кинжала.

— Иди, девочка моя. Я сам. Иди.

Она попятилась прочь, исступленно тряся головою: Нет! Нет! НЕТ! А потом бросилась бежать, спотыкаясь о трупы и не замечая этого, точно самый страшный кошмар с хохотом и визгом наседал ей на пятки. На крыльце ее — дрожащую и мокрую от пота — подхватил и сжал в объятиях Даримир. Целовал, оглаживал по голове, плечам, безмолвно шевелил губами, а она рыдала в голос сразу обо всем. И кричала. Безумно, с подвываниями, истерично содрогаясь всем телом:

— Не могу. Я не могу. Не могу больше.