– Убить? – истерически присмеиваясь, удивилась она. – Меня убить? Да я и так издохла давно! А ты вообще уже должен в перегной превратиться! Сволочь ты! Гад! Ублюдок! На кой черт мне нужна такая жизнь, когда из-за меня детей режут!
Лис скривился и залепил ей звонкую пощечину.
– Хватит!
Олга подобрала колени к подбородку, поглаживая пунцовую скулу. Она глядела сквозь нелюдя пустыми незрячими глазами, полными жгучих слез, повторяя:
– Ненавижу, тебя. Ненавижу!
– Только не реви, – он схватил Младшую за плечо. – Не надо слез, слышишь! Хватит, прекрати! Думаешь, я хотел этого недомерка жизни лишать! Его сами Ловчие под нож бросили. Мало их было, идиотов. На меня такой мелкой Стаей не ходят. Один из них и прикрылся мальчишкой. Думал, это его спасет!
– Ненавижу, всех ненавижу, убить вас мало…
Змея покачивалась вперед-назад, не видя и не слыша ничего вокруг. По щекам, вместо солоноватых слез, текла непрозрачная жидкость травянисто-зеленого цвета. Лис, побледнев, схватился за голову, пытаясь замкнуть внутри распирающую, невыносимую боль.
– Хватит, Змея, прекрати! Пожалуйста! Умоляю, хватит!
– Ненавижу. Детей-то за что? Меня убей, их не трогай. Сволочи вы. Звери, а не духи. Даже хуже. Звери своих детей не трогают…
Странный птичий окрик, похожий на плач чайки, развеял наваждение, вырвав сознание из цепких объятий обезумевшего от ненависти духа. Олга, вздрогнув, испуганно огляделась вокруг. Лис сидел у печи, подобрав ноги и прислонившись лбом к теплому камню. На беленой поверхности расплывалось кровавое пятно. Багровая струйка медленно прокладывала дорожку через переносицу, густой каплей-слезой катилась по щеке и губам.
– Не хотел я его… убивать… они сами его… под нож.
Мутные глаза прояснились. Лис дотронулся до рассеченного лба, поморщился.
–
Льда принеси, – приказал он, поднимаясь.
Следующим вечером, когда успокоилась вьюга, Змея сожгла тело мальчика на обрыве, где некогда бурлил небесный вулкан, и отдала его прах закату.
Глава шестая.
Право на ритуал
Олга полоскала в ручье белье. Руки постоянно сводило от холодной воды, но она улыбалась, насвистывая незатейливый мотив. А почему бы и не радоваться? Нелюдь ушел две недели назад и не спешил возвращаться. Лес перерождался, разбуженный приходом долгожданного тепла. На противоположном берегу ручья раскрыли бутоны подснежники, и теперь белыми звездами разметили свой млечный путь на черной, набрякшей живою влагой земле.
Развешивая Лисьи рубахи, Олга в очередной раз наткнулась взглядом на розовое пятно. Не могла она, как ни билась, отстирать “лиловую” кровь. Царапина, оставленная Змеей на теле Рыжего еще зимой, заживала очень долго. Рубец до сих пор не сошел. Наверное, стоит сжечь эту сорочку, чтоб глаза лишний раз не мозолила.
Она закинула пустую корзину на плечо и бодро зашагала к дому, разгоняя голыми пятками солнечные блики в лужах.
Ничего не предвещало скорой беды. Олга сидела на скамье в сенях и чистила рыбу. Сегодня на ужин она собиралась испечь знатный пирог со свежей лососиной.
Теплый ветерок, влетая через открытую дверь, приносил в своих прозрачных струях веселый птичий перезвон и сырой запах леса. Олга почувствовала неладное, когда птицы начали внезапно прерывать свои песни. Она отложила нож и обтерла руки, как вдруг в дверной проем просунулась вихрастая голова лупоглазого паренька. Он удивленно уставился на нее. Олга ответила ему взаимностью. Несколько долгих мгновений они молча изучали друг друга, после чего голова исчезла. Вместо нее в прихожую, пригнувшись у входа, вступил долговязый юноша, с темной копной тщательно расчесанных волос, обрамляющих худое болезненное лицо, на котором лихорадочно поблескивали воспаленные злые глаза. Одет юноша был весьма недурно, богатые ножны висели на добротном поясе с серебряной пряжкой, только вот брезгливое выражение, с которым он оглядел небогатое убранство комнаты, сразу не понравилось Змее, как не понравился и хлынувший невесть откуда горький, удушающий запах полыни.
Он смерил ее оценивающим взглядом, криво усмехнулся и крикнул, повернувшись к выходу:
– Я же говорил, здесь никого нет.
Змея даже обиделась слегка.
– Как это никого? Я, ты, да пятнадцать лбов, что рыщут вокруг дома, – спокойно произнесла она, глядя, как юноша лениво и уверенно достает из ножен меч и наставляет на Олгу.
– Ты бы, девка Лисья, помолчала лучше, пока я тебе язык не отрезал.
В горницу вошли еще трое, двое из них держали в руках взведенные арбалеты.
Юноша, названный Гвидом, брезгливо поморщился. Олга тоже внутренне скривилась, но виду не подала, только состроила гримасу испуганного зайца, выпучив глаза в напускном страхе.