Духи земли

Цезарь промолчал. Машина ехала через лес, Цезарь поднимал глаза, искал небо. Воздух был тих и спокоен, разрушенная башня, словно лебединое крыло, висела вдоль замка; на горизонте росло желтое облако. Но родственники Бланш, спустившиеся с высокогорных лугов, где произрастают либо лапчатые цветочки в пару сантиметров, либо растения ростом с негров-великанов, болтали без умолку, не боясь странной тишины, воцарившейся в природе. Гости расселись за столом, и вдруг за окном раздался топот приближающейся конницы, все стало желтым: скатерть, стаканы, разгоряченные лица.

— Град!

Цезарь вскочил, его остановили.

— Но ведь град, не будем же мы тут сидеть.

— Ты не можешь уйти, — сказал Эжен. — Угомонись, Цезарь. Думаешь, я не хочу побежать сейчас на виноградник? — Он держал Цезаря за руку крепкой братской хваткой.

— Ливень идет стороной. Может, Комбевальер или Лэ Гер уцелеют?

— Град, — брякнула Мадам. — Вот и град. Я знала. Я всегда права.

До этого момента она, как дикарка, не отвечала ни на чьи вопросы и смотрела на гостей исподлобья, не мигая и так пристально, что у тетушки невесты голова начала таять и быстро уменьшалась в размерах, будто восковой шар под лучами солнца. Чуть позже по некоторым признакам стало понятно, что Мадам собирается рассмеяться. О, Господи! окна на кухне разлетятся вдребезги, осколки ранят красную, лоснящуюся от пота кухарку, хлопочущую над огромной озерной форелью. Цезарь вздрогнет, увидев белую, как пена, рыбину на английском серебряном подносе! Окошки, глубокие амбразуры, защищавшие дом от озерных бурь, к счастью, были маленькие, стекло выпало только в кабинете: замазка в раме рассохлась. У Мадам под ногой, изуродованной шишками и мозолями томилась в плену ящерица. «Маргерит, сядьте рядом». Маргерит трясло от ярости: не она, а Бланш первая вышла замуж. «Сядьте рядом, Маргерит, что за прелесть ваша Маргерит, цветок, самая красивая в семье… И юная», — прибавила она, понижая голос и косясь на невесту, согнувшуюся под тяжестью фаты. Цезарь сидел, перекинув руку через спинку стула, нет, не в этот вечер он возьмет «Данаю» и будет полчаса грести по водам заката, когда чистые, легкие ветры гоняются друг за другом, то пускают по воде фиолетовую рябь, то взрывают озеро посередине, оставляя темно-синюю борозду. Мелани украдкой поглядывала на Цезаря и прижимала руки к колышущейся груди. Напрасно Мадам зазывала в гости джентльмена-фермера. «Shall we go? — спросил он, поднимая к носу рыжие усы. — Но, дорогая, мы в сущности их не знаем. Конечно, у них есть этот пресловутый замок, но кто их мать?» Опрометчиво! Спустя неделю он умер, пчела, сидевшая на сливе, ужалила его в горло. Что касается художника, любителя сырых улиток, купавшегося голышом в озере, и девицы из Индумеи, остолбеневшей при виде башни, они, повиснув на ограде клиники, радостными криками приветствовали свадьбу и смотрели в распахнутые настежь двери на праздничный стол, на служанок, наклонявшихся к гостям, на черные костюмы, которые вынашивают будущих пугал, как пауки вынашивают рисунок паутины. Тихие сумасшедшие в рабочих халатах бросили разгребать гравий на дорожке и прижались одутловатыми лицами к окнам.

— А когда же ваша свадьба, Зое? — усмехнулась Мадам.

Это были ее последние слова. Она притворилась спящей, хотя и продолжала сидеть на стуле очень прямо и обмахиваться огромной шляпой с боа из перьев, обмотанным вокруг тульи; время от времени она поднимала тяжелую руку замурованной пленницы и отгоняла назойливую муху от широкого лица. После грозы с озера и ельника, тянущегося до самого берега, веяло теплом, еще одно чудо света. Но в лесу Цезарю детей точно не найти, ельник находился довольно далеко от Фредега, туда только на машине можно добраться, а разве, господи боже, такое случалось, чтобы четырем маленьким страдальцам кто-нибудь дарил машину! На этот раз «Брэк» ездил от клиники до вокзала и обратно, молодожены отправились в путь первыми, Цезарь вытягивал шею, пытаясь разглядеть, какой ущерб нанес град, и, рискуя опоздать на поезд в Италию, остановил машину и спустился к виноградникам. В Милане Цезарь купил фотоаппарат, хотя денег на свадебное путешествие хватало в обрез. Где жить после возвращения? Позже, позже!

— Нет, не фотографируйте меня, я слишком некрасивая, лучше снимите собор, — мягко попросила Бланш.

И отошла от миланского портика; на ней было дорожное серое платье. Почему бы вам не носить серое, серый — ваш цвет. Но серый только блондинкам к лицу! Бланш кокетливо отвернулась от Цезаря и оперлась на красный зонтик.

— Нет, я не хочу на вас смотреть, я слишком некрасивая, я буду делать вид, что любуюсь собором.

Она никогда не спрашивала «куда мы идем?» Вечером в ресторане Цезарь, не решаясь поднять глаза от тарелки с морепродуктами, сказал: «Относительно нас, — он сосредоточенно покачал вилку на указательном пальце, — я не совсем представляю… Что нам делать? Фредег? Дом Наверху? Требовать мою долю наследства? Или может нам уехать за границу?» Она робко накрыла ладонью его руку.