Читаем Духота полностью

– Это тех-то потомков царя Давида, что учинили для иноплеменников холокост, о чём сегодня наотрез забыли: клали их под пилы, железные молотилки, под железные топоры и – свидетель Библия! – кидали в обжигательные печи – предтечи крематориев Освенцима и Дахау? «Евреи – самые кроткие люди на свете, страстные противники насилия», – уверяет коротышка Сартр, малюя портрет антисемита.

– Жалобный крик раздался со всех сторон, но суровые казаки только смеялись, видя муки бедных сынов Израиля. Днепр не расступился перед потомками Авраама, как Чермное море во время бегства избранного народа из Египта.

– Как, Владимир Анатольевич, вам не стыдно употреблять слово «жид»?

– Пушкин, Лермонтов, Андрей Белый пользовались этим словом так, как оно звучит в Евангелии на церковно-славянском языке и встречается там, как в посланиях Павла слово «блядь». Мир чахнет над «Дневником» Достоевского, аки Кощей над своим златом. Ну а если б в России русских было бы три миллиона, а евреев восемьдесят, как бы они относились к нам? – не может успокоиться Достоевский. – Дали бы евреи русским сравняться с ними, свободно молиться? Не содрали бы с нас шкуру, не уничтожили бы, как чужих народов в древности?… Гоголя подташнивает от неряшливости евреев, их пронырливости, жадностью к наживе.

– Он что, иллюстрирует неведомый ему афоризм Маркса «Бог еврея – деньги», или отображаемое Николаем Васильевичем отношение казачества к бойкой еврейской натуре всего-навсего – спесь антисемитизма?

– Заглянем не в водянистую «Историю Украины» Михаила Грушевского, а в «Историю россов» архиепископа Георгия Конисского. Пушкин отметил хвалебной рецензией этот уникальный труд…

– И Гоголь, очевидно, его также внимательно оглядел?

– Конисский пишет: церкви, не соглашавшиеся на Унию, были отданы жидам в аренду, и положена была за всякую в них отправу денежная плата… Жиды с восхищением принялись за такое надёжное для них сверхприбыточество, и тотчас ключи церковные и верёвки колокольные отобрали себе в корчмы. При всякой требе ктитор повинен идти к жиду, торжиться с ним, платить за требы, клянчить ключи… Покупающий пасху униат должен иметь на груди лоскут «униат»…

– Вспомним жёлтые звёзды на одежде евреев при Гитлере!

– Или: сколько евреев, одетых в шинели вермахта, взяла в плен Красная Армия? Крещендо: десять тысяч!

– А сколько убила их на полях сражений?!

– Подруга Хайдеггера, выдающаяся еврейка Ханна Арендт, открыла миру: 120 тысяч венгерских евреев служили во вспомогательных войсках фюрера! В Италии при Муссолини не было ни одной еврейской семьи, хотя бы один член которой не являлся членом фашистской партии… Но мы отвлеклись, вернёмся к Конисскому…

Униат покупает пасху свободно, не имеющий же начертания того платит дань. Сбор сей дани отдан в аренду или на откуп жидам, а поляки, утешаясь тем, что жиды отправляли свою Пасху свободно, проклиная христиан и веру их, в синагогах на русской земле, все пособия и потачки им делали.

– Совдепия перехватила их инициативу по эксплуатации церквей! Без санкции Совета по делам религий не открывают ни один храм, не ремонтируют, не крестят без инквизиционной ведомости, поставляемой на идеологический рентген в горисполком.

– Запорожцы целуют крест после молебна, напутствующего их в поход. Вдогонку ушедшим на войну сыновьям Тараса привозят ещё раз благословение старой матери и каждому по кипарисовому образку из киевского монастыря; братья тут же надевают их на себя – и начинается, по выражению Николая Васильевича, «очаровательная музыка пуль и мечей»…

– Жиды, констатирует архиепископ Георгий Конисский, избиты целыми тысячами без всякой пощады, получив за мытничество своё довольное возмездие. Гоголь вторит ему: дыбом стал бы нынче волос от тех странных знаков полудикого рёва запорожцев. Избиты младенцы, отрезаны груди у женщин, содрана кожа с ног по колена у выпущенных на свободу. Многие места у Гоголя кажутся дубликатом жестоких батальных сцен древнегреческого эпоса.

– Что значит рядом с такой расправой примитивная депортация крымских татар в далёкую Азию? Не надо сахарных слёз. С предателями на войне не миндальничают! По данным института военной истории ФРГ, не два-три десятка, а две трети мужского населения крымских татар сражались под штандартами Гитлера.

– А ведь были времена, когда казацкие корпуса Сагайдачного, Хмельницкого, Мазепы били татар до остервенения!

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Русский крест
Русский крест

Аннотация издательства: Роман о последнем этапе гражданской войны, о врангелевском Крыме. В марте 1920 г. генерала Деникина сменил генерал Врангель. Оказалась в Крыму вместе с беженцами и армией и вдова казачьего офицера Нина Григорова. Она организует в Крыму торговый кооператив, начинает торговлю пшеницей. Перемены в Крыму коснулись многих сторон жизни. На фоне реформ впечатляюще выглядели и военные успехи. Была занята вся Северная Таврия. Но в ноябре белые покидают Крым. Нина и ее помощники оказываются в Турции, в Галлиполи. Здесь пишется новая страница русской трагедии. Люди настолько деморализованы, что не хотят жить. Только решительные меры генерала Кутепова позволяют обессиленным полкам обжить пустынный берег Дарданелл. В романе показан удивительный российский опыт, объединивший в один год и реформы и катастрофу и возрождение под жестокой военной рукой диктатуры. В романе действуют персонажи романа "Пепелище" Это делает оба романа частями дилогии.

Святослав Юрьевич Рыбас

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное
Отто Шмидт
Отто Шмидт

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт – поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого – безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О.Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, – еще до начала его арктической эпопеи, – а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

Владислав Сергеевич Корякин

Биографии и Мемуары