Выйдя из ворот, я тут же помчалась к машине. Патрик стоял, закрыв глаза и подняв лицо к солнцу, опираясь на капот. Я села в машину, не сказав ни слова, и с силой захлопнула дверь. Он стоял ещё пару секунд, а потом сел рядом.
– Как все прошло? – спросил он, понимая, что при любом раскладе эта встреча не могла пройти успешно.
– Поехали, – выдавила я в тишине под пристальным взглядом. Патрик не стал настаивать.
Минут двадцать мы ехали молча. У меня внутри всё кипело то ли от боли, то ли от обиды, то ли и от того, и от другого. Но злилась я, как ни странно, не на маму – от неё я не ожидала ничего хорошего, а на Патрика, ведь он соврал мне. Именно из-за него я сейчас ехала в этой машине, с трудом сдерживая слёзы.
– Останови, – тихо попросила я, когда мы ехали по мосту. Он не послушался. – Останови! – крикнула я так громко, как никогда в жизни не кричала.
Патрик начал замедляться. Я, не дожидаясь, пока машина полностью остановится, открыла дверцу и мигом выбежала из салона. Я прошла футов тридцать вперед. Вокруг не оказалось ни одной живой души. Запустив руку в волосы, я стояла, глядя в землю. Патрик вышел за мной.
– Ты соврал мне, – спокойно начала я, повернувшись к нему. Он находился в паре футов от меня. – Ты сказал, она серьёзно больна.
– Она и была серьёзно больна.
– У неё была ангина, – отчеканила я.
– Ангина – серьёзная болезнь.
– Я думала, она умирает!
– Этого я не говорил, – ответил он чересчур спокойно.
– Но ты знал, что я так подумала. Ты знал, что ввёл меня в заблуждение, но ничего не исправил.
– Если бы я открыл всю правду, ты бы не поехала.
Он был прав.
– Зачем тебе это? – я так разозлилась на него, что в течение всего разговора обращалась к нему на ты, не замечая этого.
– Я не хочу, чтобы два самых дорогих мне человека ненавидели друг друга.
– Не переживай. Ей это точно не грозит. Ей на меня плевать.
– Это не так, – ответил он, – она закрывается от тебя, потому что боится причинить тебе боль…
– Хватит! – крикнула я. – Хватит делать из неё жертву. Хватит её защищать! Кто защитит меня?
Он молчал, давая мне возможность успокоиться.
– После смерти отца с ней случилось что-то непоправимое, из-за чего она боится навредить тебе, – сказал он очень медленно, чтобы до меня дошло каждое слово.
– И что мне с этим делать?
– В течение всего этого времени, когда я приходил к ней и рассказывал о тебе, она всегда слушала с неподдельным интересом и радовалась, что у тебя всё хорошо. Ты важна для неё, она просто разучилась это показывать.
Я слушала его, не находя, что сказать.
– Я знаю, что это трудно, но хотя бы попытайся простить её.
– Ей не нужно моё прощение. Ей всё равно.
– Оно нужно тебе, – ответил он так, будто знал меня всю жизнь.
И опять он был прав. Я так долго злилась на неё и не подпускала к себе никого, потому что боялась, что случится то же самое. Эта обида сидела во мне многие годы, словно опухоль, которую я никак не могла удалить, из-за чего я ненавидела не только мир, но и себя. Мне казалось, что она ушла из-за меня. Именно поэтому я так отчаянно старалась быть лучшей во всем, чтобы быть нужной, чтобы больше никто не посмел меня оставить.
– Я не знаю… как…
Он подошёл ближе.
– На это понадобится время. Мне понадобились годы. Но у тебя получится быстрее, ведь ты гораздо лучше меня.
После этого мы стояли на мосту, глядя на проплывающую под ним реку. Патрик рассказал мне, как они с мамой познакомились, как учились вместе и как расстались. Сначала он пожалел о том, что стал священником, ведь, когда мама, закончив обучение, вернулась в Корк, он понял, что всё ещё любит её, но не покинул церковь. Мама так и не призналась ему в том, что ждала ребёнка. Патрик узнал об этом, когда мне исполнилось одиннадцать лет…
Он рассказал мне обо всём, включая и моего деда. Я знала некоторые детали, но мамин дневник не впечатлил меня так сильно, как рассказы Патрика. Почему-то из его уст это звучало в тысячу раз ужаснее.
Уильям Мэйрон был тираном, человеком невероятной силы как моральной, так и физической и при этом жёстким консерватором. Именно он, как глава городского устава, принял множество невыносимых правил, а свой дом и вовсе превратил в ад.
Моя мать не смогла с этим смириться, поэтому и уехала, а Джейн осталась, к тому моменту она ещё училась в средней школе. Когда ей исполнилось восемнадцать лет, он и вовсе сошёл с ума, из-за чего его пришлось отправить в дом престарелых. Там он и умер. Моя мать оказалась последним человеком, который говорил с ним. Она приезжала извиниться перед ним, но он так и не простил её. Хотя лично я думаю, что ей было не за что просить прощения. С тех пор она винила себя в его смерти, из-за чего закрылась в себе, не в силах больше впустить кого-либо в своё сердце. Я знала, каково это, потому что вела себя точно так же. И если бы мне не повстречался Сид Арго, я бы так и продолжила бегать от людей, боясь, что они причинят мне боль.