Молитва, ставшая «состоянием сердца»[2259]
, содержит в себе элементы, необходимые для моления. И все же высшее созерцание доступно лишь избранным: когда духовное господствует над телесным, и даже над человеческими мыслями и чувствами, когда молитва совершается в глубинах Духа[2260], когда все человеческое безмолвствует («безмолвная молитва»), в исступлении духа[2261].На Востоке можно найти немало замечательных страниц, посвященных церковному характеру общей молитвы. Как писал Феофан Затворник, именно Церковь совершает богослужения и обряды; присутствуя при этом, мы соединяемся с Церковью и разделяем с ней ее благодать[2262]
: «Человек, чуждающийся внешних обрядов, удаляется от молитвы Церкви, а удалившийся от церковной молитвы лишает себя Божественного обетования: там, где двое или трое собрались во имя Мое, там и Я среди них (Мф 18, 20)»[2263].На церковности зиждется сакраментальность обрядов, потому что таинства пронизывают собой всю жизнь Церкви и ее литургию[2264]
. Сергий Булгаков говорил о «реализме западных обрядов Восточной Церкви»[2265], Борис Бобринский — об их «евхаристическом характере», в том смысле, что на Рождество в церквях истинно рождается Иисус и воистину умирает и воскресает на Пасху[2266].Назидательное и душеполезное воздействие общей молитвы было исключительно точно описано Н. В. Гоголем в Размышлениях о божественной литургии[2267]
. Церковные богослужения — это своего рода школа, которая развивает вкус христианина, дисциплинирует и направляет его[2268].Однако следует распознавать и ту реальную опасность, которая скрывается за великолепием церковных обрядов, поверхностный формализм[2269]
. Исключительное разнообразие богослужений может воспрепятствовать простоте «чистой молитвы»[2270].Иконы занимают особое место в восточной духовной традиции: из них образуют иконостасы, выносят во время крестного хода, священники ими благословляют народ; в домах верующих для них выделяется специальное место, которое называют божницей, или «красным углом». Существуют «семейные иконы»[2271]
.Священные изображения, внутренне связанные с домостроительством спасения, выделяют два основных аспекта искупления Христова: проповедь истины и приобщение к божественной благодати.
«Иконы являются одним из проявлений священной традиции Церкви, точно такой же, как письменное или устное предание»[2272]
. Вслед за Василием Великим Седьмой Вселенский Собор (787 г.) сравнил церковную живопись с проповедью веры[2273]. Иконопись уподобляется священническому служению[2274]. Существует несколько рукописей, которые в свое время были составлены как традиционные руководства для художников–иконописцев.Самое известное из них — Ερμηνεία της ζωγραφικής τέχνης, написанное Дионисием из Фурны (1745 г.). В России эти книги наставлений назывались Подлинниками[2275]
.Как проповедь божественной истины, икона обладает «динамической» силой слов Божьих[2276]
: посредством священных изображений сообщается благодать[2277].«Литургическая и сакраментальная жизнь Церкви неотделима от образа», — говорит Л. Успенский[2278]
, икона — это символ, «который выражает и некоторым образом воплощает, делает присутствующей высшую реальность»[2279]. Икона — это не просто живопись[2280].Следовательно, иконы почитаются, их созерцают. Цель иконографического искусства — свидетельствовать о присутствии Божьем в Его видимом образе, раскрыть смысл того, на что падает наш взгляд; собственно, это и есть созерцание[2281]
. Иконописец свидетельствует о таинственности и божественности изображаемого им мира. Отсюда глубокий символизм иконы: композиция, перспектива, цветосветовая гамма, декоративные элементы — все обретает свое духовное значение. С другой стороны, человек, созерцающий икону, должен открыться навстречу тайне, заключенной в ней, и «приближаться к иконам, преисполненным достоинства и с чистыми помыслами»[2282].Символизм храма описывался и комментировался, начиная с IV века[2283]
. Однако наиболее полное теоретическое осмысление этого содержится в произведениях VII‑VIII веков: в Мистагогии (Тайноводстве) Максима Исповедника, творениях Иерусалимского патриарха Софрония, патриарха Константинопольского, патриарха Германа и позднее, в XV в., в произведениях Симеона Солунского.Церковное здание — это прежде всего символ Церкви как собрания верующих, где «их души объединяются Святым Духом в единое целое»[2284]
. Изначально христиане осознавали, что они сами по себе являются новым храмом, продолжением тела Христова[2285].