С точки зрения Григория Назианзина, в этом мире трудно найти чистую добродетель[2111]
. Более того, было бы заблуждением желать достичь всех добродетелей сразу: «Будь осторожен, чтобы не потерять всего, желая охватить все сразу»[2112]. «Нам следует совершенствовать одни добродетели, оставляя про запас другие, и мечтать в то же самое время о неких третьих, пока не достигнем нашей цели»[2113].Однако такое медленное продвижение по пути добродетели отнюдь не противоречит общему единству всех добродетелей, поскольку «человек, обладающий одной добродетелью, обладает и всеми другими, как у гностика, по причине их взаимосвязанности» — такое заключение сделал Климент Александрийский из anakolouthia стоиков[2114]
. Итак, пусть каждый возделывает свою собственную добродетель, говорит Григорий Назианзин[2115]; «удостаивая чести одну добродетель, Бог воздаст тебе за многие»[2116].В духовной литературе можно найти исчерпывающие поучения о совершенствовании в добродетелях. Однако если перечни пороков получили достаточно широкое распространение, то о разновидностях добродетелей говорится лишь попутно.
Аристотелевское различение добродетелей разума и нравственных, созерцательных и практических встречается редко. Чаще говорится о том, что истинная добродетель включает в себя и знание, и праведность, нераздельно делание и созерцание[2117]
.В схоластике последовательно различались врожденные добродетели, а также «приобретенные» в результате усилия над собой и «сверхъестественные», даруемые благодатью. Этот «сверхприродный» характер в первую очередь усматривали в трех «богословских» добродетелях: вере, надежде и милосердии[2118]
. Такое различение с трудом приложимо к понятию «естество», общепринятому на Востоке[2119]. Более того, все добродетели рассматриваются как соучастие в Боге[2120], и все требуют определенного «труда» со стороны человека.Это ни в коей мере не мешает вере, надежде и милосердию оставаться в привилегированном положении как особый Божий дар. Иоанн Златоуст утверждает, что «крещение вместе с отпущением грехов дает освящение, причастие Святого Духа, усыновление и вечную жизнь, веру, надежду и милосердие, пребывающие вовеки»[2121]
.Во времена Платона четыре основополагающих добродетели образовывали единую систему, которая использовалась в качестве схемы в состязаниях по ораторскому искусству. Для Платона добродетель прежде всего была знанием, мудростью, благоразумием (φρόνησις). И, следовательно, это первая, основополагающая добродетель принадлежала сфере разума — λογίστικόν. Однако со временем Платон приходит к мысли, что на разум могут оказывать воздействие и другие способности души, причем как в положительную, так и в отрицательную сторону. Следовательно, достоинство человека выражается также и в иррациональной силе (θυμοειδές), каковой является сила духа, стойкость, а также в умеренности, то есть в способности противостоять силе инстинкта (έπιθυμητικόν). Добавим к этому справедливость, которая устанавливает верное соотношение и гармонию между тремя предыдущими, и мы получим четыре главных основных добродетели[2122]
.Трактат неизвестного автора О добродетелях и пороках, датируемый 1–м веком существования перипатетической школы[2123]
, послужил Евагрию источником 89–й главы Практических глав, где можно прочитать следующее объяснение: «Душа разумна и трехсоставна[2124], согласно нашему мудрому учителю[2125]. Что же касается добродетели, то она коренится в рациональной сфере (έν τω λογιστικοί) и зовется предупредительностью (φρόνησις), разумением (σύνεσις), мудростью (σοφία). Когда она касается сферы инстинктивных желаний (έν τω έπιθυμητικω), она зовется умеренностью (σωφροσύνη), милосердием (άγάπη) и воздержанием (εγκράτεια). Когда она касается сферы волнений (έν τω θυμικω) — это храбрость (άνδρεία) и настойчивость (ύπομονή), праведность (δικαιοσύνη) охватывает все сферы души»[2126].Филон и Климент Александрийский искали в Ветхом Завете обоснование этому разграничению, принятому в греческой философии (Прем 8, 7). На Западе это определение Фома Аквинский возвел в принцип построения всего своего философско–богословского учения о добродетелях[2127]
. На Востоке довольно схематичное толкование четырех добродетелей можно, в частности, обнаружить у Георгия Плетона[2128].Существует еще один принцип разграничения добродетелей, чаще встречающийся в произведениях духовных писателей: между добродетелями «души» и добродетелями «тела», между психическими и телесными[2129]
. Строго говоря, добродетели тела не могут быть названы добродетелями, а лишь орудием добродетелей (έργαλεΐα άρετών)[2130], внешними средствами стяжать добродетели[2131]. Так, например, «Первая добродетель», по мысли Кассиана, состоит в «очищении сердца», и «именно ради этого мы и должны искать уединения, соблюдать посты, говеть и так далее».[2132]