Духовность Общества Иисуса

То же касается и упрека в аскетизме. Думается, я показал, сколь незаслуженно такой упрек адресуется иезуитам в целом, в особенности тем, которые обладают способностью и властью руководить духовной жизнью своих собратьев. Однако же необходимо признать, что некоторые руководители и отдельные авторы, несомненно, подавали повод для подобного упрека, всецело отдаваясь заботе об активном применении средств в ущерб живому и плодотворному видению цели. Тем самым они чрезмерно преуменьшали роль движений благодати и покорности им в Упражнениях, столь значительную в самом тексте и в его истинно традиционных истолкованиях.

Столь похвальное стремление к полной верности наставлениям о молитве и способам ее совершения, содержащимся в тех же Упражнениях, подчас понималось преувеличенно и неверно. Оно заставляло некоторых забывать, что сама книга предусмотрительно оставляет место более простым, созерцательным формам молитвы. Порой оно внушало им своего рода инстинктивное, но совершенно неуместное недоверие ко всякой излиянной молитве в собственном смысле слова. Во всем этом также нет ничего удивительного.

Случалось, что тот или иной руководитель, ревностно проповедуя непрестанное самоотречение во всем, упускал из виду мудрую оговорку св. Игнатия «насколько возможно» и переходил рамки благоразумия, зажимая души в тиски, заставляя их терять необходимый им мир и свободу. Все это хоть и достойно сожаления, но вполне понятно: всегда и везде будут люди, не способные на подобающую тонкость и осторожность в обращении с сильными средствами и реактивами.

Но эти примеры и те, которые без труда можно было бы к ним прибавить, просто подтверждают тот бесспорный факт, что не бывает сильной и глубокой духовности, сколь угодно мудрой и уравновешенной, которая не приводит к настоящим и серьезным опасностям, когда ее не принимают во всей полноте или преувеличивают те или иные ее аспекты. И я думаю, можно смело утверждать, что в игнатианской духовности вероятность серьезных и опасных преувеличений не особенно велика. В частности, людям, отдавшим себя апостольской жизни, посвятившим себя служению душам, духовность эта, как представляется, указывает особо надежный и плодотворный путь.

До какой степени путь этот оригинален и нов? Легко выделить и отметить то оригинальное, что привнесли во внешние формы католической монашеской жизни Уложения и Конституции св. Игнатия. Иезуиты полностью воплотили в себе новый для XVI в. тип уставных клириков – не иноков, не каноников, но в то же время в полном смысле слова монашествующих, создали сильно централизованное и структурированное сообщество, в то же время гибкое в своей повседневной жизни, как и в своих дальних экспедициях, сообщество монашествующих, не имевшее себе примеров. Но все это касается скорее условий общинной жизни. Что же до духовной жизни как таковой, я только что упомянул, что место, которое отводится в этой духовности Христу, Христу созерцаемому и любимому в евангельских тайнах, было явлением не новым. Повышенное внимание к идее служения также имело прецеденты, в частности, в бенедиктинском уставе, всецело проникнутом мыслью о служении Богу (не выходящем, правда, за рамки монастыря), служении трудом и восхвалением. Св. Игнатий, напротив, очень быстро переходит к замыслам апостольского служения. Что касается смирения, полного отречения, совершенного послушания, то здесь он обращается к весьма традиционному учению, однако же привносит в него новый элемент – четвертый обет, тесно связующий это послушание с властью Верховного Первосвященника и явным образом распространяющий его на все, чего может потребовать помощь душам в любой части света.

В действительности, когда мы уже много лет знакомы с духовностью Общества, мы ясно чувствуем при соприкосновении с различными другими типами духовности, что у нее действительно есть особый вид, особенное лицо, которое непросто спутать с лицом какой-нибудь другой духовности, предшествовавшей ей ко благу стольких душ. Но когда необходимо бывает уточнить то, что мы таким образом смутно угадываем, провести сравнения, подчеркнуть конкретные различия, мы начинаем колебаться. Нам очень трудно с уверенностью утверждать, что мы полностью постигли во всей глубине все многочисленные нюансы духовной жизни, хоть в чем-то отличной от нашей собственной. Мы сами так часто страдаем, видя в книгах, в остальном замечательных и искренне благожелательных, столь дурное изложение того, что сами знаем по опыту о своей собственной духовности. Поэтому в конечном счете мы предпочитаем опустить эти столь тонкие сравнения, которые так трудно провести объективно и которые, следовательно, так редко бывают истинно полезными и благотворными.