Духовный символизм Ф. М. Достоевского

Что имеется в виду? «Спасение» в мартовских записях соединяется с красотой. «Мир красотой спасется. Два образчика красоты» (9; 222). Герои, больные страстями, влекутся к невинности князя: «Сначала Аглая все признает в Князе плута (нарочно) и старается его таким выставить. Но с самого начала она вся сердцем отдалась Князю, потому что он невинен. То же и Настасья Филипповна» (9; 240). И далее, уже обобщая суть взаимоотношений героя с другими действующим лицами, под рубрикой «МЫСЛЬ ГЛАВНАЯ ПЕРВОГО ОТДЕЛА ВТОРОЙ ЧАСТИ» Достоевский перечисляет всех, кто «нуждается» в князе. В этом и заключается деятельность героя: «Вот стало быть, и деятельность» (9; 256).

Видение процесса «реабилитации» как стремление к красоте, которой «мир спасется», отсылает нас к античной модели любви.

В связи с этим стоит указать на наиболее глубокую концепцию любви, данную Платоном. Платоновский Эрос – это не Бог, это – природное, врожденное желание совершенствования, связующая тяга восхождения от чувственного к сверхчувственному, сила притяжения божественного. В платоновской концепции идея любви связана с красотой. Красота, по определению Платона, и есть любовь, любовь в самом широком смысле, «начиная от элементарного влечения к животному телу, переходя к телам вообще, к отдельной душе и к душам вообще и кончая самой идеей красоты». «Красота есть любовь, которая оказывается вечным любовным стремлением, пронизывающим все творчество человека» [Лосев, Шестаков, 1965, 144–145].

В первой части романа образы и понятие красоты занимает значительное место. Так, подчеркивается необыкновенная красота Настасьи Филипповны и Аглаи, которая притягивает людей, так что героини образуют два центра притяжения. Князь тоже стремится к красоте. По поводу красоты Настасьи Филипповны и Аглаи он говорит «с жаром», что указывает на сильное движение чувства. В отношении красоты Аглаи замечает о красоте вообще: «Красота – загадка» (8; 66). С другой стороны, как уже было сказано, сам герой образует центр притяжения. Но если в героинях притягивает внешняя, чувственная красота, то красота князя – красота гармоничного внутреннего устроения. Его «жар» свидетельствует о сильном чувстве, но это чувство не поглощено природным, чувственным началом, оно несет на себе печать начала идеального. С другой стороны, «идеализм» Мышкина нисколько не нарушает, не искажает реализма жизненных проявлений в виде чувств, эмоций, переживаний, стремлений. Образ князя в этом контексте напоминает не столько христианина, сколько идеального, «эстетического человека» Шиллера.

Напомним, шиллеровская концепция красоты, с одной стороны, продолжала эстетическую теорию И. Канта, с другой стороны, ее философским истоком и одновременно горизонтом была античность, в частности, та же идея Платона об эросе, как возводящей силе. Красота у Шиллера, как и у Платона, возвышает человека над миром чувственного, становящегося, и как у Канта, красота преодолевает границу временного.

Красота проявляется в гармонизации человеческих побуждений. В человеке конституирующими являются два побуждения – моральное и материальное. Полноту человеческой природы рождает гармоническое сочетание этих побуждений, так чтобы формальное начало получало от чувственного плоть реальности, жизненное содержание, а материальное начало получало от морального, разумного или формального начала духовное направление, форму, образ. Кратко сказать, формальное начало должно получить жизненное содержание, чувственное начало – форму. Гармония побуждений реализуется в игре. Игра – это способность человека быть независимым как от внутренних побуждений, так и от внешних, как от морального начала, так и от чувственного. Только в такой игре, эстетической по своему существу, возможно появление «живого образа», то есть такого образа, в котором свободно и гармонично может сочетаться форма с содержанием. Равновесие побуждений человека, делающая его тождественным своей истинной природе и есть красота [Аствацатуров, 2010, 296–298].

Стремление князя к красоте и одновременное бескорыстие, желание без побуждения к обладанию, и в этом смысле незаинтересованность, – вот то, что сближает героя с «эстетическим» человеком Шиллера.