Духовный символизм Ф. М. Достоевского

Вот что пишет о главном противоречии рыцарского романа отечественный исследователь А. Д. Михайлов: «Для Кретьена (как и для Вольфрама фон Эшенбаха) основной проблемой остается совмещение любви и «авантюры», разрешение конфликта между ними и направленность, моральный смысл приключения, а через это – и всего существования рыцаря» [Михайлов, 1974, 15]. Под «авантюрой» понимается путь приключений, на который рыцарь вступает, как только обретает любовь. Так в романе «Парцифаль» герои, рыцари, всякий раз покидают своих возлюбленных, влекомые неудержимым чувством.

Но формулировать конфликт рыцарского романа, как противоречие между любовью и «авантюрой» – не совсем правильно. В «Парцифале» мы находим точное обозначение рыцарской коллизии – это противоречие между любовью и долгом, причем под долгом понимается исполнение воли Бога, которая направляет рыцаря на поиски Грааля. Так, брат Парцифаля Гаван с сердечной болью расстается с возлюбленной Антиконией ради поисков Грааля, что называет долгом и волей Бога.

…Гаван премного удивился
И рек: «Ты не освободился,
Король, от долга своего?
Так знай: Я выполню его!
Обманывать не стану:
Святой Грааль достану,
Чтоб только вызволить тебя,
Антиконию возлюбя…»
Гласит старинное преданье,
Что тяжким было расставанье
С Антиконией дивной,
Чей поцелуй призывный
Был ею снова повторен…
> Гаван был ею покорен… <…>
Гаван не плакал, не причитал,
А рек не без сердечной боли:
«Я покорюсь господней воле,
Чтоб в путь далекий поспешить,
В надежде подвиг совершить…

[Эшенбах, 1974, 452]

В «Идиоте» противоречие между любовью и долгом выражается в одновременной любви князя к Настасье Филипповне и Аглае. Мышкин любит обеих, но любовью неодинаковой. В разговоре с Аглаей он, поясняя свои чувства к Настасье Филипповне, различает любовь и жалость: «…что мне только жаль ее, а что я… уже не люблю ее» (8; 362). «Жалость» является синонимом «сострадания», которое в свою очередь, князь полагает «главнейшим законом, и, может быть, единственным законом бытия всего человечества» (8; 192). В любви-жалости, любви-сострадании, как можно заключить из размышлений героя, выражается духовное начало, которое противостоит любви-страсти – началу природному.

В этом смысле, характерны размышления Мышкина о Рогожине: «Разве не способен к свету Рогожин? Он говорит, что любит ее не так, что в нем нет состраданья, нет «никакой такой жалости». Правда, он прибавил потом, что «твоя жалость, может быть, еще пуще моей любви», – но он на себя клевещет. Гм, Рогожин за книгой, – разве это уже не «жалость», не начало «жалости»?» (8; 191) Способность к страданию и состраданию ведет к средоточию духовного начала в человеке – к вере: «Как мрачно сказал давеча Рогожин, что у него «пропадает вера»! Этот человек должен сильно страдать. Он говорит, что «любит смотреть на эту картину»; не любит, а, значит, ощущает потребность. Рогожин не одна только страстная душа; это все-таки боец: он хочет силой воротить свою потерянную веру» (8; 192).

Таким образом, можно сделать вывод, Настасью Филипповну князь любит состраданием, а к Аглае у него любовь природная, любовь как страсть. Поэтому Мышкин и говорит Евгению Павловичу, что любит обеих. Только страсть князя не искажена грехом, как у Рогожина, это светлое, естественное чувство.

Противоречие между жалостью и влюбленностью сказывается в том, что его влечет к Аглае «неудержимым желанием», но цель его возвращения в Петербург связана с Настасьей Филипповной. Причем, понимает он свой приезд как долг. Так, после «выходки» Настасьи Филипповны в отношении к Евгению Павловичу, князь испытывает желание покинуть Россию и вернуться в Швейцарию, но его останавливает мысль о долге (8; 256).

Правда, сам князь не видит противоречия. В отличие от пушкинского «бедного рыцаря», который остается верен «сладостной мечте» представшего перед ним в видении идеала и забывает про женщин, Мышкин пытается сочетать любовь-долг и любовь-страсть. Но если эти любови уживаются в сознании героя, то, переходя в его поступки, они становятся причиной-поводом рождения главной коллизии «рыцарского» сюжета романа – коллизией между Настасьей Филипповной и Аглаей, когда героини поставят князя перед выбором «или-или».