Духовный символизм Ф. М. Достоевского

Однако где же наш герой?..
То было зимнею порой.
Снегами скоро все покроется…
Как?! Разве на дворе не Троица? <…>
О, стародавние поэты,
Мне ваши ведомы приметы,
У вас в стихах король Артур —
Изнеженнейшая из натур.
Зефирами он обдуваем,
Он, как цветок: он дышит маем.
Весенний, майский, неземной
Он только в Троицу, весной
По Вашим движется страницам…

[Эшенбах, 1974, 396–397]

В романе «Идиот», заметим, также сохраняется календарный символизм куртуазной литературы: действие «рыцарского сюжета» приходится на начало июня, то есть, примерно, на время празднования Пятидесятницы. Соответственно, и действие переносится за город – на дачи. Более того, нецерковный характер веры Мышкина также обозначен: в Церкви во время отпевания генерала Иволгина князь признается Лебедеву, что в первый раз присутствует «при православном отпевании» (8; 485). В. А. Котельников пишет по этому поводу: «Мышкин живет и действует вне всякого харизматического преемства, он вне аскетических задач христианства; мы не находим его в Церкви, с ее милостью и строгостью, мистикой и дисциплиной» [Котельников, 1998, 27].

Но не только в рыцарской любви наблюдается смешение духовного и чувственного, высокого и низменного. Уже в эпоху Возрождения эта традиция получает философское осмысление. Соединение в одном понятии рыцарской, куртуазной любви и любви платонической отсылает читателя к магистральной в европейской культуре религиозно-философской и литературной традиции осмысления любви. В. П. Шестаков указывает на роль неоплатонической философии любви в эпоху Возрождения: «Искусство Возрождения постоянно обращалось к теме любви, создавая бесчисленные образы Венер, Эротов, Граций. <…> Эти образы возникали и трансформировались под влиянием неоплатонической философии любви, которая оказывала прямое воздействие на изобразительное искусство Возрождения» [Шестаков, 2008, 29].

Отождествление платонического эроса и христианской любви принадлежит философской мысли Марсилио Фичино – создателю ренессансного варианта «платоновской Академии» [Антисери, Реале, 2002, 47].

Так как учение о любви и красоте главы флорентийских неоплатоников непосредственно относится к идейно-художественному содержанию романа «Идиот», остановимся на нем подробнее.

Любовь для Фичино – это союз, связь вещей. В согласии с платоновской идеей любви, она присуща человеку и есть главное средство раскрытия человеческой природы [Шестаков, 2008, 13]. Как и в философии Платона, Фичино связывает любовь с красотой и есть врожденное свойство человека, которое раскрывается в процессе влечения к красоте [Кудрявцев, 2008, 42]. А так как красота исходит от Бога, то влечение суть то же, что и возведение. Но в таком виде концепция любви была бы просто повторением платоновской философии. У Фичино же она осложнена христианским привнесением. Дело в том, что он определяет красоту как «грацию», а этим словом в латинском богословии того времени передавалось понятие благодати Божией – «gratia dei». В этом смысле, красота суть благодать, Божий дар – то, чем созидается и спасается мир. Благодатная красота абсолютна и неизъяснима, не зависит от форм, в каких она воплощается в мире [Кудрявцев, 2008, 40–41].

Следует обратить внимание на то, что здесь у Фичино, как и вообще в культуре Возрождения, и это является принципиальным моментом, не различается природный естественный дар Бога и дар благодатный, духовный, который у Св. Отцов и называется благодатью как таковой [Григорий Палама, 2007, 37].

Природа, природные, естественные, способности человека также созданы Богом, но это не благодать в прямом смысле слова. Под благодатью понимается духовный дар, который у св. Отцов получил название обожения. Только обожение выводит человека из границ тварного мира, возвышает его над природным [Григорий Палама, 2007, 329].

В латинском же богословии учение о филиокве стало отправной точкой в отрицании божественности исходящих от Бога энергий, так как признание божественности энергий, по мысли западных богословов, вносит сложность в Божественную простоту [Лосский, 2006, 631–632]. Не удивительно, что в гуманистической ренессансной философии мы находит смешение тварного и благодатного. Поэтому и Фичино, называя красоту благодатью, описывает ее, тем не менее, как дар природный: «Мир становится благодаря ей (красоте – С.Ш.) хорошо организованным и упорядоченным во всех частях, наряженным бытием, космосом» [Кудрявцев, 2008, 40]. То, что упорядочивает космос, и есть естественный дар Бога, но не благодать как таковая.