Думаю, как все закончить

Мы подходим к курятнику. Он отпирает дверь, и мы ныряем внутрь. Куры уже сидят на насестах, так что мы не задерживаемся там надолго. Но все-таки я успеваю наступить в какое-то жидкое, незамерзшее дерьмо, почувствовать неприятный запах и увидеть, как одна из последних куриц, не забравшихся на насест, расклевывает собственное яйцо. Дело не только в сарае – каждый уголок имеет свой особый запах. Это место с его курицами, сидящими на тонких жердочках и смотрящими на нас, кажется мне жутким. Похоже, птицы больше недовольны нашим присутствием, чем овцы.

– Они иногда так делают, съедают яйца, если вовремя не собрать, – говорит Джейк.

– Отвратительно, – вот и все, что я могу сказать. – У вас, наверное, нет соседей?

– Ну, не совсем. Зависит от того, как ты определяешь слово «сосед».

Мы выходим из курятника, и я рада избавиться от этой вони.

Обходим дом, я прижимаю подбородок к груди, чтобы согреться. Мы сошли с тропы и теперь сами прокладываем себе путь по неубранному снегу. Обычно я не чувствую себя такой голодной. Я умираю с голоду. Поднимаю глаза и вижу кого-то в доме, в окне второго этажа. Тощая фигура стоит, глядя на нас сверху вниз. Женщина с длинными прямыми волосами. У меня замерз кончик носа.

– Это твоя мама? – Я машу рукой. Нет ответа.

– Наверное, она тебя не видит. Здесь слишком темно.

Женщина все стоит у окна, а мы продолжаем идти, пробираясь по щиколотку в снегу.

У меня онемели ноги и руки. Щеки покраснели. Я рада оказаться внутри. Дую на ладони, чтобы они поскорее оттаяли, когда мы входим в маленькую прихожую. Чувствую запах ужина. Какое-то мясо. Кроме того, снова запах горящего дерева и отчетливый атмосферный аромат, который есть в каждом доме. Его собственный запах, о котором обитатели даже не догадываются.

Джейк кричит: «Привет!» Его отец – должно быть, это его отец – отвечает, что они спустятся через минуту. Джейк кажется рассеянным, почти нервным.

– Тебе нужны тапочки? – спрашивает он. – Может, они и великоваты для тебя, но эти старые полы довольно холодные.

– Конечно, – говорю я. – Спасибо.

Джейк роется в деревянном ящике слева от двери, набитом шляпами и шарфами, и достает пару поношенных синих тапочек.

– Мои старые, – говорит он. – Я знал, что они там. То, чего им не хватает внешне, они восполняют комфортом.

Он держит их в обеих руках, изучая. Как будто баюкает.

– Я люблю эти тапочки, – говорит он скорее себе, чем мне. Вздыхает и протягивает их мне.

– Спасибо, – говорю я, не уверенная, что мне стоит их надевать. В конце концов, я так и делаю. Они не подходят мне по размеру.

– Ладно, сюда, – говорит Джейк.

Мы переступаем порог, поворачиваем налево, в маленькую гостиную. Уже темно, и Джейк поворачивает выключатели на некоторых лампах, пока мы идем.

– А что делают твои родители?

– Они нас ждут.

Мы входим в большую комнату. Гостиная. Внутри, в отличие от внешнего облика, дом ближе к тому, что я ожидала увидеть. Старинная мебель, ковры, множество деревянных столов и стульев. Каждый предмет мебели или безделушка индивидуальны. И декор… не хочется быть придирчивой, но мало что сочетается друг с другом. И все выглядит древним. Здесь нет ни одной вещи моложе двадцати лет. Наверное, это может быть очаровательно. Мы как будто перенеслись в прошлое на несколько десятилетий.

Музыка усиливает ощущение путешествия во времени. Кажется, Хэнк Уильямс. Или Билл Монро. Может, Джонни Кэш? Звучит как винил, но я не вижу, откуда доносится музыка.

– Спальни наверху, – говорит Джейк, указывая на лестницу рядом с гостиной. – Больше там ничего нет. Я покажу тебе, когда мы поедим. Я же говорил, это не шикарный дом. Он старый.

Правда. Все старое, но удивительно аккуратное, опрятное. На пристенных столиках нет пыли. Подушки не испачканы и не порваны. В каком старом фермерском доме нет пыли? Ни ворса, ни шерсти животных, ни вылезших нитей, ни грязи на диване и стульях. Стены увешаны картинами и эскизами, их очень много. Большинство не в рамах. Картины очень большие. Эскизы различаются по размеру, но в основном они меньше. В этой комнате нет ни телевизора, ни компьютера. Много ламп. И свечи. Джейк зажигает те, что не горят.

Наверное, его мать коллекционирует декоративные статуэтки. В основном дети в замысловатых нарядах, в шляпах и сапожках. Кажется, фарфор. Некоторые фигурки собирают цветы. Некоторые несут охапки сена. Чем бы они ни занимались, им суждено это делать вечно.

В дальнем углу потрескивает дровяная печь. Я подхожу и становлюсь перед ней, поворачиваюсь, чтобы почувствовать тепло на спине.

– Обожаю огонь, – говорю я. – Уютно в холодную ночь.

Джейк садится на темно-бордовый диван напротив.

Мне приходит в голову одна мысль, и прежде чем я успеваю обдумать ее, выпаливаю:

– Твои родители знали, что мы приедем, верно? Они пригласили нас?

– Да. Мы общаемся.

За входом в эту комнату, за лестницей, виднеется поцарапанная, обшарпанная дверь. Она закрыта.

– Что в той стороне?

Джейк смотрит на меня так, словно я задала действительно глупый вопрос.

– Просто еще несколько комнат. А за той дверью – подвал.

– О, хорошо, – говорю я.