Думаю, как все закончить

– Сонный паралич, – говорит мать. – Серьезное заболевание. Оно подрывает здоровье.

– Ты слышала о таком? – спрашивает его отец.

– Кажется, да.

– Я просыпаюсь, но не могу пошевелиться. Я в сознании.

Его отец внезапно оживляется, жестикулируя вилкой.

– Иногда я просыпаюсь посреди ночи без всякой причины. Поворачиваюсь и смотрю на нее. Она лежит рядом со мной, на спине, совершенно неподвижная, ее глаза широко открыты, и она выглядит испуганной. Это всегда пугает. Никогда к этому не привыкну. – Он тычет вилкой в еду на своей тарелке и жует с полным ртом.

– Я чувствую тяжелый груз. На груди, – продолжает мама Джейка. – Часто бывает трудно дышать.

Телефон снова пищит. На этот раз сообщение длинное. Я это знаю. Джейк роняет вилку. Мы все поворачиваемся к нему.

– Извините, – говорит он. Потом наступает тишина. Я никогда не видела, чтобы Джейк настолько сосредоточенно смотрел на тарелку. Он даже не ест, просто смотрит на нее.

Неужели это мой телефон вывел его из равновесия? Или я сказала что-то, что его обеспокоило? Он кажется другим с тех пор, как мы приехали. Его настроение. Как будто я сижу здесь одна.

– Ну и как прошла поездка? – спрашивает его отец, побуждая Джейка наконец заговорить.

– Все было прекрасно. Сначала движение было сильное, но примерно через полчаса дороги очистились.

– Проселочными дорогами редко пользуются.

Джейк похож на своих родителей не в смысле внешности. А незаметными движениями. Жестами. Как и они, он складывает руки вместе, когда о чем-то думает. Разговаривает, как они. Внезапно уводит беседу прочь от темы, которую не хочет обсуждать. Это поразительно. Наблюдая за человеком и его родителями одновременно, получаешь зримое напоминание о том, что мы все – композиты.

– Люди не любят ездить по холоду и снегу, и я их не виню, – говорит мать Джейка. – Здесь, в округе, ничего нет. Даже за много миль отсюда. И все-таки по пустым дорогам можно ездить спокойно, не так ли? Особенно ночью.

– А из-за новых магистралей этими дорогами теперь почти никто не пользуется. Можно дойти до дома по самой середине, и тебя никто не собьет.

– Идти будешь долго, и можно немного замерзнуть. – Его мать смеется, хотя я и не вижу причин для смеха. – Но зато безопасно.

– Я слишком привыкла к пробкам, – говорю я. – Поездка сюда была приятной. Я не так уж много времени провожу в сельской местности.

– Ты же из пригорода, верно?

– Родилась и выросла. Около часа или около того в сторону от большого города.

– Да, мы бывали в твоих краях. Это прямо возле воды?

– Да.

– По-моему, мы там никогда не были, – говорит она. Я не знаю, что ответить. Разве в сказанном нет противоречия? Она зевает, утомленная воспоминаниями о прошлых путешествиях или их отсутствием.

– Странно, что ты не помнишь, когда мы были там в последний раз, – говорит отец Джейка.

– Я много чего помню, – говорит мать Джейка. – Джейк бывал здесь раньше. Со своей последней подружкой. – Она подмигивает мне или изображает нечто вроде подмигивания. Я не понимаю, то ли это нервный тик, то ли осознанное действие.

– Разве ты не помнишь, Джейк? Сколько всего мы в тот раз съели?

– Ничего особенного, – отвечает Джейк.

Он покончил с едой. Вычистил тарелку полностью. Я и половину своей порции не съела. Я сосредотачиваюсь на еде, разрезаю кусок мяса слабой прожарки. Снаружи оно темное и покрыто корочкой, внутри – не прожаренное, розовое и сочное. На моей тарелке остаются следы сока и крови. Есть салат-желе, к которому я еще не притронулась. Мне удалось немного утолить голод. Разминаю картофель и морковь вместе с кусочком мяса и кладу в рот.

– Как хорошо, что ты здесь, с нами, – говорит мама Джейка. – Джейк никогда не приводит сюда своих подружек. Это действительно здорово.

– Совершенно верно, – говорит отец. – Здесь слишком тихо, когда мы одни, и…

– У меня есть идея, – обрывает его мать. – Будет весело.

Мы все смотрим на нее.

– Раньше мы часто играли в разные игры. Чтобы скоротать время. Была одна, моя любимая. И я думаю, у тебя здорово получится. Если ты готова, конечно. Почему бы тебе не изобразить Джейка? – говорит она мне.

– Да. Точно, – отвечает отец Джейка. – Хорошая идея.

Джейк смотрит на меня и снова опускает глаза. Он держит вилку над пустой тарелкой.

– Итак, мы собираемся… вы имеете в виду, что я должна сыграть роль Джейка? – спрашиваю я. – В этом суть?

– Да, – говорит его мама. – Изобрази его голос, говори, как он, сделай что угодно, как он. О, это будет забавно.

Отец Джейка откладывает столовые приборы.

– Это такая хорошая игра.

– Я не… просто… мне не слишком хорошо удаются такие вещи.

– Изобрази его голос. Просто для смеха, – настаивает мать.

Я смотрю на Джейка. Он не хочет смотреть мне в глаза.

– Ладно, – говорю я, оттягивая время. Чувствую себя некомфортно, пытаясь подражать ему перед родителями, но не хочу разочаровывать их.

Они ждут. Смотрят на меня.

Я откашливаюсь.

– Привет, я Джейк, – говорю, понизив голос. – У биохимии много достоинств, как и у литературы и философии.

Отец улыбается и кивает. Мать улыбается от уха до уха. Мне стыдно. Я не хочу играть в эту игру.