– Неплохо, – говорит отец Джейка. – Совсем неплохо.
– Я знала, что у нее получится, – соглашается мать. – Она его знает. Изнутри и снаружи.
Джейк поднимает голову и произносит:
– Я следующий.
Это первое, что он сказал за последнее время. Джейк не любит игр.
– Так держать! – его мать хлопает в ладоши.
Джейк начинает говорить, явно изображая мой голос. Тембр немного выше, чем его собственный, но не комично высокий. Он не издевается надо мной, он мне подражает. Использует незаметные, но точные жесты и мимику, зачесывая невидимые волосы за ухо. Это поразительно, аккуратно, отталкивающе. Неприятно. Это не представление ради забавы. Он относится к имитации серьезно, слишком серьезно. Становится мной на глазах у всех.
Я смотрю на его маму и папу. Они широко раскрыли глаза, им так нравится этот спектакль. Когда Джейк заканчивает, наступает пауза, прежде чем его отец разражается смехом. Его мама тоже хохочет. Джейк не смеется.
И тут звонит телефон. Хотя в кои-то веки не мой. Это стационарный телефон громко дребезжит в другой комнате.
– Я лучше возьму трубку, – говорит мать после третьего звонка и уходит, посмеиваясь.
Отец берет вилку и нож, снова принимается за еду. Я больше не чувствую голода. Джейк просит меня передать салат. Я так и делаю, а он не говорит спасибо.
Мать возвращается в комнату.
– Кто это был? – спрашивает Джейк.
– Никто, – она садится. – Ошиблись номером.
Качает головой и протыкает вилкой морковный медальон.
– Проверь свой телефон, – говорит она. Внутри просыпается тревога, когда эта женщина бросает на меня пристальный взгляд. – Мы не против, честное слово.
Я не могу есть десерт. И дело не только в том, что я сыта. Когда принесли десерт – что-то вроде шоколадного «полена» со слоями взбитых сливок, – наступила минута неловкости. Я просила Джейка напомнить родителям, что у меня непереносимость лактозы. Должно быть, он забыл. Я не в силах прикоснуться к этому пирогу.
Пока Джейк с родителями на кухне, я проверяю свой телефон. Он сел. Возможно, это и к лучшему. Разберусь с ним утром.
Когда мама Джейка возвращается к столу, на ней другое платье. Кажется, больше никто этого не замечает. Может, она все время так делает? Переодевается к десерту? Перемена не бросается в глаза. Платье того же фасона, но другого цвета. Как будто сбой компьютера вызвал небольшое искажение. Может, она пролила что-то на другой наряд? А еще наклеила пластырь на большой палец ноги, на котором нет ногтя.
– Мы можем предложить что-нибудь еще? – снова спрашивает отец Джейка. – Уверена, что не хочешь торта?
– Нет-нет. Мне хватит, правда. Ужин был удивительный, и я наелась.
– Жаль, что ты не любишь сливки, – говорит мама Джейка. – Я знаю, что от них можно немного располнеть. Зато вкусно.
– Выглядит неплохо, – говорю я и воздерживаюсь от того, чтобы поправить ее насчет «не любишь». Мой отказ не имеет никакого отношения к тому, что я люблю.
Джейк еще не съел свой десерт. Не притронулся ни к вилке, ни к тарелке. Откинулся на спинку стула, поигрывая прядью волос на затылке.
Я вздрагиваю, как будто меня ущипнули, и в шоке понимаю, что грызу ногти. Указательный палец у меня во рту. Я смотрю на свою руку. Ноготь на большом пальце почти наполовину отгрызен. Когда я это начала? Не могу вспомнить, но, похоже, я делала это весь ужин. Прижимаю руку к боку.
Так вот почему Джейк так смотрел на меня? Как я могла не заметить, что грызу ногти? Я чувствую во рту кусочек ногтя, застрявший между коренными зубами. Кошмар.
– Ты не мог бы вынести компост сегодня вечером, Джейк? – спрашивает мать. – У твоего отца все еще болит спина, а мусорный бак полон.
– Конечно, – отвечает Джейк.
Может, дело только во мне, но вся эта трапеза кажется слегка странной. Дом, его родители, поездка – совсем не такие, как я себе представляла. Ничего в них нет ни веселого, ни интересного. Я даже не думала, что все вокруг окажется таким древним, таким устаревшим. С самого приезда ощущаю себя неловко. Его родители неплохие – особенно отец, – но их не назовешь хорошими собеседниками. Они много говорили, в основном о себе. К тому часто надолго воцарялась тишина, которую наполняли скрежет столовых приборов о тарелки, музыка, тиканье часов, потрескивание дров в камине.
Джейк – хороший собеседник, один из лучших, кого я когда-либо встречала, и я думала, что его родители тоже будут такими. Думала, мы поговорим о работе и, возможно, даже о политике, философии, искусстве и тому подобных вещах. Думала, их дом окажется просторнее и в лучшем состоянии. Думала, что на ферме будет больше живых животных.
Я вспоминаю, как Джейк однажды сказал мне, что для качественного интеллектуального взаимодействия по-настоящему важны лишь две вещи:
Первое: не усложнять простое и не упрощать сложное.
Второе: не придумывать заранее стратегию или вывод, когда вступаешь в беседу.
– Извините, – говорю я. – Мне надо заскочить в ванную. Она вон за той дверью?
Я трогаю языком кусочек ногтя, застрявший в зубах.