Я уже собираюсь снова спросить Джейка о родителях, когда дверь в прихожую открывается, и они входят в комнату, один за другим.
Я встаю, чтобы поздороваться.
– Садись, садись, – говорит его отец, махнув рукой. – Приятно познакомиться.
– Спасибо, что пригласили меня. Еда пахнет великолепно.
– Надеюсь, ты проголодалась, – говорит мама Джейка, усаживаясь. – Мы рады, что ты здесь.
Все происходит быстро. Никаких официальных представлений. Никаких рукопожатий. Теперь мы все здесь, за столом. Я думаю, это нормально. Меня интересуют родители Джейка. Могу сказать, что его отец сдержан, на грани отчуждения. А мама все время улыбается. Она не переставала улыбаться с тех пор, как появилась из кухни. Ни один из родителей Джейка не напоминает мне его в физическом смысле. Его мама более накрашена, чем я могла предположить. На ней так много косметики, что это немного меня тревожит. Я бы никогда не сказала об этом Джейку. Волосы у нее крашеные, черные как вороново крыло. Они резко контрастируют с напудренным белым лицом и красной помадой. Она также кажется немного уязвимой и хрупкой, как балансирующий на краю стола хрустальный бокал.
На ней старомодное синее бархатное платье с короткими рукавами и оборками из белого кружева вокруг шеи и манжет, как будто она только что с официального приема или собирается на него. Такие платья я нечасто вижу. Оно не соответствует сезону – подходит скорее для лета, чем для зимы – и для простого ужина выглядит слишком шикарно. На его фоне я кажусь одетой недостаточно формально. А еще она босиком. Ни обуви, ни носков, ни тапочек. Раскладывая салфетку на коленях, я мельком глянула под стол и заметила, что на большом пальце ее правой ноги не хватает ногтя. Остальные ногти на ногах выкрашены в красный цвет.
Отец Джейка одет в носки и кожаные тапочки, синие рабочие брюки и клетчатую рубашку с закатанными рукавами. На шее висят очки на шнурке. На лбу тонкий пластырь, как раз над левым глазом.
Еда передается по кругу. Мы приступаем.
– У меня проблемы с ушами, – объявляет мама Джейка. Я поднимаю глаза от тарелки. Мать Джейка смотрит прямо на меня, широко улыбаясь. Я слышу тиканье высоких напольных часов у стены позади стола.
– У тебя больше, чем проблема, – отвечает отец Джейка.
– Тиннитус, – говорит она, накрывая руку мужа своей. – Вот как это называется.
Я смотрю на Джейка, потом снова на его маму.
– Простите, – говорю я. – Тиннитус. Что это такое?
– Очень невеселая штука, – говорит отец Джейка. – Совсем невеселая.
– Да уж, – говорит его мать. – Я слышу шум в ушах. В голове. Не постоянно, но очень часто. Ровный шум на заднем плане жизни. Сначала думали, дело в ушной сере. Но она ни при чем.
– Это ужасно, – говорю я, снова глядя на Джейка. Ноль эмоций. Он продолжает запихивать еду в рот. – Кажется, я слышала о таком.
– И вообще, мой слух ухудшается. Это все взаимосвязано.
– Она
Он потягивает вино. Я делаю то же самое.
– И еще голоса. Я слышу чей-то шепот.
Она опять широко улыбается. Я снова смотрю на Джейка, на этот раз пристальнее. Вглядываюсь в его лицо в поисках подсказок, но ничего не получаю. Он должен вмешаться, помочь мне. Но он молчит.
И именно тогда, когда я смотрю на Джейка, ожидая помощи, начинает звонить мой телефон. Мама Джейка подпрыгивает на стуле. Я чувствую, как к моему лицу приливает кровь. Нехорошо. Телефон в сумочке, которая лежит рядом со стулом.
Джейк наконец-то смотрит на меня.
– Простите, это мой телефон, – говорю я. – Думала, он сел.
– Опять твоя подруга? Она звонила весь вечер.
– Может, стоит ответить, – говорит мать Джейка. – Мы не возражаем. Если твоей подруге что-то нужно.
– Нет-нет. Ничего особенного.
– А вдруг наоборот, – говорит она.
Телефон продолжает звонить. Все молчат. После нескольких звонков он затихает.
– В любом случае, – говорит отец Джейка, – эти симптомы звучат хуже, чем есть на самом деле. – Он протягивает руку и снова касается руки жены. – Это совсем не то, что можно увидеть в кино.
Я слышу звуковой сигнал: получено голосовое сообщение. И еще одно. Я не хочу слушать эти сообщения. Но знаю, что мне придется это сделать. Я не могу игнорировать их вечно.
– Эти Шепоты, как я их называю, – говорит мать Джейка, – на самом деле не такие голоса, как ваши или мой. Они не говорят ничего вразумительного.
– Тяжело ей приходится, особенно ночью.
– Ночью хуже всего, – подтверждает она. – Я теперь почти не сплю.
– А когда она не спит, про отдых можно забыть. Всем.
Я безуспешно пытаюсь ухватиться за соломинку. Понятия не имею, что говорить:
– Это и впрямь трудно. Чем больше ученые исследуют сон, тем больше мы понимаем, насколько он важен.
Телефон снова начинает звонить. Я знаю, что это невозможно, однако на этот раз он звучит громче.
– Серьезно? Тебе лучше ответить, – говорит Джейк и потирает лоб.
Родители молчат, только переглядываются.
Я не собираюсь отвечать. Я не могу.
– Мне очень жаль, – говорю я. – Это раздражает всех.
Джейк пристально смотрит на меня.
– От этих штуковин порой бывает больше хлопот, чем пользы, – говорит отец Джейка.