Думаю – следовательно, играю!

Когда я играл в «Брешии», я все еще болел за «Интер», но потом побывал в «Интере» и передумал. В конце сезона 1997/98 я играл в национальной сборной до 21 года, и мне позвонил мой агент: «Андреа, ты должен перейти. Мы договорились с «Пармой», ты теперь их игрок. Когда вернешься, просто подпишешь контракт». Я был счастлив, меня несло на крыльях радости, но весь свой энтузиазм я вложил в краткое «ОК». На следующее утро, когда я вернулся домой после матча, все изменилось. Еще один звонок телефона – более живой, чем обычно, более интенсивный.

– Привет, Андреа, это снова Туллио. Смотри… Сегодня ночью президент «Интера» Моратти позвонил президенту «Брешии» Кориони, и они говорили о тебе. Они заключили соглашение и менее чем через десять минут уже пожали друг другу руки. В общем, ты идешь играть в команду твоего сердца. Ты в «Интере». Ты сделал это. Готовься – нам предстоит медицинское обследование в «Аппиано Джентиле».

Я испытал взрыв радости еще сильнее, чем прежде, но просто сказал:

– ОК, хорошо.

По мне этого не было видно, однако, я был самым счастливым человеком в мире, я гордился тем, что нырнул в свои постеры. Я тоже хочу висеть на стене. Я догнал Роналдо, Баджо, Джоркаева. Как часто я смотрел на них, находясь среди болельщиков на Сан Сиро, в черно-синем шарфе на шее. Когда мне было шестнадцать лет, руководители команды – прежде всего Сандро Мадзола – позвали меня в Эйндховен, в Голландию, на пробный матч.

В своем первом сезоне в «Интере» я много играл. До чемпионата все было отлично, потом Джиджи Симони давал мне много времени на поле с первых минут матча, потом Мирчеа Луческу давал больше возможностей ветеранам, потом Лучано Кастеллини меня достаточно много задействовал, потом англичанин Рой Ходжсон коверкал мое имя, и я стал «Пирла» – может, он лучше прочих понял мою сущность? В тот сезон Моратти сменил четырех тренеров, и именно тогда я начал страдать от сильнейших мигреней, вплоть до провалов в памяти. Утром я вставал и не помнил, кто сегодня мой тренер. Конечно, мне было даже немного смешно от того, что вытворяет мое подсознание. Грустно, но смешно. На следующий год они взяли Липпи, я играл все лето под его руководством, но потом он отозвал меня в сторону и абсолютно искренне сказал:

– Андреа, тебе будет лучше поиграть в другой команде, хотя бы один сезон. Тебе нужно набраться опыта, увидишь, это будет полезно.

Так я оказался в «Реджине» и, действительно, многому научился – прежде всего брать на себя больше ответственности и бороться по колено в грязи.

В начале сезона 2000/01 года я вернулся в «Милан», и там все еще был Липпи, но продлилось это недолго, до первого дня чемпионата. Все помнят его пресс-конференцию, после перехода из «Интера» в «Реджо Калабрия», в которой я не участвовал из-за травмы: «Будь я президентом Моратти, я выгнал бы тренера, а игрокам надавал пинков». Он был удовлетворен своими словами, хотя по отношению к игрокам в его словах слышалась почти нежность. Жаль, что он ушел, – у нас с ним было особое взаимопонимание, мы схватывали мысли друг друга на лету, мне было достаточно одного взгляда, я слепо доверял ему, и мне нравилось с ним работать.

Его место занял Марко Тарделли, бывший тренер национальной сборной до 21 года, с которым я выиграл чемпионат Европы. Может быть, он не узнал меня, но при нем я не играл. Мне было плохо, я страдал. Сколько раз я порывался сказать ему: «Засунь себе знаешь куда этот свой знаменитый вопль?» – но вовремя останавливался. Я не хотел больше быть с ним и с этой командой, из-за него все ушло, он убил любовь, которая могла стать бесконечной. Я хотел уйти и сделал это, благодаря единственному звонку Тинти:

– Забери меня из этого дурдома, ни ногой больше в «Интер», никогда. Найди мне любую другую команду, любую!

Я вернулся в «Брешию» на полгода, потом пошел в «Милан» за двенадцать миллиардов лир и Гульельминпьетро. Угадайте, кто провернул это дельце? Я не люблю ни о ком плохо говорить, и о Тарделли в том числе, ведь это он дал мне возможность играть. Часто он бросал фразы типа: «Я это делаю для тебя, чтобы ты не выгорел», но это было больше похоже на извинение. В команде спортсменов до 21 года говорили, что молодежь – это будущее. Если бы остался Липпи, я бы рассказывал совсем другую историю, ту, которую я часто слышу на пляже Пьеро в Форте дей Марми от своего соседа по шезлонгу: «Андреа, знаешь, если бы ты вернулся…».