Дурак космического масштаба

А самое смешное, что мы своими смертями уравновешиваем и чаши их весов тоже. Только они все равно нас не вспомнят. Пока ты не на войне – для тебя эта война чужая.

И поэтому войны будут следовать за войнами. Как искупление. Потому что неосознание – это то, почему бывает война.

Не понял?

Не осознавая – мы живем только наполовину. И ум, и чувства умеют обманывать. И мы будем воспринимать сделанное нами как приятное и разумное. Будем жить, любить, набивать брюхо…

А дух уснет. Но даже сквозь сон он станет посылать нам знаки того, что мы творим что-то ужасное, неправильное в самой своей сути.

Голос духа – слабый, временами неслышный, легко залить одурманивающими напитками и заглушить повседневными делами. И начать снимать фильмы про апокалипсис, изобретать защитные системы, вешать новые и новые замки, видеть военную угрозу в каждом шевелении соседа. Оттого, что подсознание наше все это время в ужасе ждет инспекции дремлющего до поры духа. Ждет наказания, понимая, что только мыслями и чувствами жить нельзя, иначе мы просто превратимся в животных.

И наказание последует нам от нас же самих.

И потому ты тоже когда-то окажешься на войне, наказывая самого себя за неумение осознавать через чужую боль и чужой опыт. Пусть даже это будет всего лишь война внутри тебя самого.

А ты знаешь, как это? Думать и чувствовать сразу?

В обычное время внутри нас все очень полярно – мы или психуем, или подсчитываем, занимаемся сексом или делим и умножаем. Побеждает то одно, то другое. Нам трудно свести в одно даже мысли и чувства. А ведь есть еще дух. Второе лезвие клинка. До него не достучишься иначе, чем через рубеж души – ее тени и ее страхи.

Так душа не пускает ум к духу. Между умом и духом – темные земли нашей чувственности. Танати матум. Тупая грань трехгранного клинка. Вернее – та грань, которая должна быть тупой. Мы – не эйниты, наши чувства еще как ранят.

Я искал в сети, но не нашел клинка, подобного тому, какой оставил мне Абио. У наших «трехгранников» – все грани острые…

– Капитан, вы не спите?

Гарман вошел с разрешения дежурного, но увидев, что я лежу, застыл.

– Не сплю. Что у тебя?

– Да мелочь, вроде. Посты сейчас обходил – боец задремал. Смотрит на меня, глаза открыты, а сам – спит.

А окликнул когда – он начал уверять, что не спал. Говорит, словно морок какой-то.

– Морок? – я приподнялся.

И тут же, стряхнув с себя задумчивость, ощутил этот самый морок: словно бы облако распыленного в воздухе сна медленно накрывало нас сверху. Тяжелое, подавляющее волю, облако.

Я на автомате противопоставил этому странному ощущению свою волю и тут же почувствовал, как у морока выросли зубы. Темнота сгустилась.

Гарман, вскрикнув, схватился за грудь и начал оседать на пол. Это потому, что он так близко ко мне?

Я и сам не понял, как у меня это вышло. Сначала пытался сопротивляться все возрастающему давлению, но, увидев, как падает Гарман, рефлекторно раскрылся. Как бы предлагая себя самого. «Брось этого, бери меня. Я не сопротивляюсь». Воли я не утратил. Просто мне стало себя не жалко. И… я не боялся. Был уверен – ничто извне не может погасить мой внутренний свет. Напротив. Я сам был ловушкой. Белой тенью против тени темной. Только осознание белого. Без сопротивления и агрессии.

Миг – и тень накрыла меня.

Но я ее даже не ощутил. Она растаяла, не коснувшись. И сердце мое даже не стукнуло, хотя я не сразу выплыл из какого-то вестибулярного неравновесия в текущее понятие о мире.

Гарман сидел на земле, держась за левую часть груди.

– Что это было, капитан?

– Устали мы все, – сказал я спокойно. – Сколько же можно.

– А я подумал…

– Подумал – и молчи, не пугай никого без необходимости. Пока я живой – справимся и с этим. Понял?

Он автоматически кивнул.

– Ну, вот и хорошо. Разведчиков ко мне. Боюсь, наши «друзья» не собираются спать этой ночью.

«Друзья» и не собирались. Выйдя из палатки, я ощутил еще одну попытку психического «давления», справился с которой точно так же – «раскрыл» на себя. Похоже, мое самоощущение оказалось для нападающего совершенно несъедобным. Он «подавился» и отошел.

Разведчики передали, что фермеры засуетились. Может, они и до того суетились, но наши не замечали.

Пришлось будить бойцов. А поспать бы не мешало всем. День прошел в налетах на повстанцев и их попытках хоть как-то наладить оборону. Пойти на сближение с лордом Михалом мы им не дали. Я полагал: чем дольше мы будем держать фермеров в долине, тем лучше – для столицы.

Неужели ночью фермеры решили-таки двигаться в сторону горла?

Ополчение лорда Михала, по моим расчетам, проявится к утру, если не раньше.

Хотел бы дать бойцам отдохнуть еще пару часов, но у повстанцев – свои планы.

Что ж, похоже, этой ночью все и решится.

Неужели это был с предварительным визитом лорд Михал? И что с Абио?

Я ожидал других попыток психической атаки, но враг затаился.

Есть такая штука – последний рубеж. Это – когда отступать больше некуда.

Бывают и такие рубежи, когда отступать есть куда, но нельзя.