Дурак космического масштаба

Я спокойно удалился. «Домашний» арест означал, что «бойца» лишают сетевого экрана, книг и прочих средств развлечения. Как раз то, что надо подростку, дабы почувствовать себя «не в теме».

Экзотианки… Чем же они на самом деле отличаются от наших? Во Влане тоже есть вроде экзотианская кровь, но… Или таки нет?

Подумав о Влане, я ощутил, что по телу опять разливается тепло. Приказал себе – а ну, отставить! Но «отставить» получалось плохо. Тогда я снова достал дневник и перелистнул несколько страниц.

«…По-настоящему я любил только одну женщину. Экзотианку. Ее звали Айяна. Хотя, почему “любил”?

Познакомились мы обычным армейским способом: я в очередной раз лежал в перевозном подобии госпиталя. Не хватало крови и медикаментов, да что там – с энергией перебои случались, потому дышать тяжелораненым лучше было самостоятельно.

Госпиталь развернули рядом с эйнитской храмовой общиной. Это такая военная хитрость: эйнитов свои бомбить никогда не станут, да и наши побоятся. Трудно объяснить, но эйниты находятся в неком симбиозе с переплетением энергетических линий Вселенной, и нападение на общину может вызвать глобальные нарушения причинно-следственных связей. В энциклопедии Кечера по религиозному архемифу написано, что эйнит энергетически стоит ДО причины, и воля его, таким образом, является некими условными воротами между причиной и следствием.

Последователей Матери обычно вообще стараются не трогать. Мы их и не трогали. Просто разместили рядом госпиталь. Однако адептам «мягких» религий трудно оставаться равнодушными к раненым. Чужая боль для них – личное страдание, пусть даже мучаются враги. Враги – дело временное, жизнь во Вселенной – бесценна.

И они пришли в госпиталь. Первыми, и к самым тяжелым больным, как и положено – высшие чины (у эйнитов их называют Проводящие), двое мужчин и необыкновенной красоты женщина. Я понимал, что, судя по положению в общине, эйнитке было уже далеко за сто, но это не мешало мне любоваться ею. Я, кстати, и сам уже разменял тогда эту самую “первую сотню”.

Да и не мог я больше ничего, разве что – любоваться. В день первой встречи вообще полагал, что Проводящая мне снится.

Однако на следующее утро мне стало легче, что само по себе настораживало. Рана была серьезной (я хорошо разбираюсь в ранах), и я просто не мог так быстро пойти на поправку. Тем не менее утром я открыл глаза и ощутил, что ожог, занимавший добрую треть тела, почти не болит. И что сознание уже не так одурманено обезболивающими препаратами. Моя грудь словно бы занемела и в плане чувств – отдалилась от меня.

Я, честно говоря, решил поначалу, что умер. Кто из нас знает, что там, за гранью? Но раненые склонны воспринимать смерть именно так – раз! – и уже ничего не болит.