Дурак космического масштаба

Попробовал встать. Если бы умер, это удалось бы, наверное, но… Я был слаб, как котенок. За этими смешными попытками она меня и застала.

Она зашла об руку с молодым парнем – кровным сыном или сыном по общине, – тогда мне было все равно, а позже я не спросил. Я вырос среди экзотианцев и умел читать по их лицам: она была поражена и недовольна.

Я сидел кое-как на постели и пытался спустить ноги. Она уперлась в меня взглядом, я почувствовал его тяжесть… Это, как ни странно, придало мне сил. Сыграло чувство противоречия. Нет, встать я не сумел, но уселся, наконец, более или менее ровно.

Я понимал: она хочет сказать, что вставать мне нельзя. Но говорить со мной – ниже ее достоинства. Ну, а я не обязан слышать ее без слов. Я вообще не обязан понимать экзотианцев. Я – тупой и бесчувственный солдат Империи.

Перевел дыхание и заставил себя встать. Боль вернулась, и я ощутил себя живым.

Ее лицо изменилось от внутреннего напряжения. Она пыталась помешать мне проявлять волю, но делала это слишком осторожно, а я шел напролом.

– Вот вы какие, – все-таки сказала она раздраженно. – Сядь, ты, мальчишка!

– Ну, не такой уж и мальчишка, – усмехнулся я и сел. Колени подогнулись.

Она видела мой возраст, но – сколько тогда ей самой?

Религия эйнитов своеобразна. Они относятся к жизни, как к высшему дару, трепетнее, чем в иных общинах – к богу.

Я сидел и тяжело дышал, чувствуя, как сознание покидает меня. Для нее терпеть такое мое состояние было пыткой.

Она кивнула юноше, и тот силой уложил меня в постель. Впрочем, много сил ему прилагать и не понадобилось: все, что держало меня в вертикальном положении, относилось, скорее, к области воли.

Эйнитка склонилась, положив руки мне на грудь (я не почувствовал их веса), и стала говорить с моими ранами. Я ощущал, что она говорит именно с ними: тело мое откликалось на ее голос, успокаивающие волны пробегали по коже, холод сменялся теплом и снова превращался в холод. Мне стало легче.

– Только посмей подняться еще раз! – сказала она.

Эйниты не знают обращения на “вы”, но ее манера говорить не казалась мне смешной. Властной – да. Она привыкла командовать, это чувствовалось.

– Я приду вечером, – сказала она. – А ты, если хочешь жить, будешь лежать.

Я прикрыл глаза, не в силах сопротивляться. Вечером так вечером.

А потом лежал и думал о том, как она пахнет и какие у нее удивительные глаза. Совершенно нечеловеческого цвета.