Дуракам всегда везёт

Алексея пока часто в командировки не гоняли. Рябята в редакции были с понятием. Молодой отец – это ж «мальчик на побегушках». Отнеси пелёнки на верёвку во дворе, забери обратно, сгоняй за детским кефиром на молочную кухню, помоги докатить коляску до детской поликлиники, где фиксируют прирост и привес, а также смотрят горло с помощью серебряной лопаточки, делают прививки от оспы и царапают ниже плечика девять полосок, ожидая хорошей «реакции Перке». Ну, за едой для себя по всем магазинам метаться – тоже работёнка ещё та. Потом пелёнки сменились на ползунки, но реже бегать к верёвке, где они сушились, Сахнин не стал. Через три месяца к кефиру для недавно рождённых приплюсовалась потребность в разных детских ягодных и овощных витаминных пюре. Они никак не могли почему-то улечься в одном магазине и носиться приходилось почти по всему городу. А когда стали резаться зубы и сын, сидя на ковре, научился терзать плюшевые игрушки, в доме стало напряженно как в театральном зале, где ставили острую драму. Зуб мог без участия слабосильного Сашкиного разума отхватить плюшевое ухо у мягкой мышки и уронить его в желудок. А в худшем случае – засосать в дыхательные пути. Тогда это не драма уже. Трагедия. Надо или скорую звать или со скоростью машины лететь, толкая коляску, в поликлинику. Поэтому Алексей по очереди с женой дежурил на уголке ковра и, как милиционер отслеживает движение подозреваемого, следил за мышкиным ухом, чтобы уберечь его от кусачего Сашкиного трёхзубого рта.

Сели однажды вечером Сахнин с Прозоровской возле кроватки, где спал теперь уже годовалый Саша Сахнин и задумались. Мама Ларисы, конечно, крепко помогала. Отец дочери денег давал раза в три больше, чем платили в школе. Пацан не болел ни разу, а потому настроение у всей семьи, включая Сахниных и близкую родню наблюдалось прекрасное. Алёша в год по три раза премии получал в газете за доблестный труд и даже депутатом городского совета его кто-то избрал. Хорошо шли все дела. Но при этом необъяснимо грустной гляделась Лариса, когда никто, кроме мужа её не видел.

– Ну, что с тобой? – искренне не понимал Алёша, ласково глядя на сопящего мелодично и тонко любимого сына. – Что не так? Живём ангельской жизнью. Любовь наша только крепчает. Да?

– Да, несомненно… – задумчиво говорила жена и подворачивала концы одеяльца под ребёнка, хотя они и без того были подвёрнуты. – Понимаешь, я хочу ещё одного дитя.

– Так с чего грустить-то? – удивлялся Сахнин. – Я только рад буду. И мне хочется ещё одного. Приступим, не откладывая, к исполнению сегодня попозже.

– А ты соблаговолишь ли так же искренне снова носиться по всему городу за детским питанием и пелёнки развешивать?

– Да господь с тобой, Лара! – Алексей поднялся и воздел руки к небесам, отгороженным ещё тремя потолками. – Это счастье моё – делать всё ради тебя и детей! Кроме вас мне ничего и никого не надо. Вы – моё волшебное царство любви, веры и надежды.

– Уф-ф. – успокоилась Лариса и радостно улыбнулась. – Как же повезло мне, что я в тот день пошла в музей. Как же добра ко мне судьба моя, которая подарила мне тебя. Друга верного, мужа лучшего в мире, любящего и любимого. Это провидение! Дар божий, которого я, возможно, и не заслуживаю.

– Ты же не верующая.– Тихо изумился Алёша.

– Я верю в справедливость судьбы.– Сказала мягко жена.– А судьбу нельзя найти на дороге или купить. Её кто-то даёт свыше. Оттуда, чего мы не знаем и не понимаем. Вот моя вера. В судьбу.

Через девять месяцев Сахнин снова торчал под окнами родильного дома, бросал в форточку записки и разглядывал снизу свёрток с дочерью Светой.

После того, как они приехали домой, жизнь стала такой быстрой, будто и не жизнь это была, а истребитель МиГ-15. Сахнин не успевал считать выходные. Вроде вот только вчера был, а сегодня снова воскресенье. Это был особый день. Посвящённый прогулкам. Дети дышали воздухом, который в Зарайске тех времён был чистым и полезным как мысли святого. На одном из таких променадов, как называла прогулки Лариса, Сахнин сказал ей нежно, но уверенно. Как отрезал – так сказал:

– Больше ты училкой работать не будешь. Нет высокого смысла в тех скромненьких денежках и издевательстве над нервной системой. Ты мне нужна в любом виде, но лучше в том, какой ты имеешь от рождения. Милый характер, красивая внешность и не разбитые об тупые головы учащихся светлые чувства.

– Так что же я буду делать потом? Дети-то вырастут. Сами станут с собой управляться. Я что, вязать вам всем носки и свитеры научусь, и так буду жить? Вся в пряже с головы до ног? – засмеялась жена.