Если взял Демид и схоронил поблизости в тайге, то брать он их скоро не будет. Здесь им сохраннее, чем в городе, где много глаз, да и мусорить деньгами страшно — быстро засекут, он стреляный воробей — два срока тянул. Если кто-нибудь другой — то причитаниями делу не поможешь, мало ли бродит по тайге народа.
Связь с Петропавловском через пять дней. Тогда и надо запросить, чтоб прислали запасной ключ. А пока продолжать дело, будто ничего не было, тем более что Нилычу срочно надо идти в партию Васи Круглого — отнести «контактную печать», привезенную вертолетчиками, и поговорить-покумекать с ним по результатам аэрофотосъемки, прикинуть новый фронт работ до конца сезона.
Решили, что Терентий доведет Демида до развилки на трассу, попытается у него что-нибудь выведать, потом завезет хлеб в верхнюю партию и вернется за день до радиосвязи. За это время и Нилыч уже обернется. Больше всего волновал слух о тех двоих, что скитаются, может быть, неподалеку от базы.
Сторожу Сереже наказали дежурить по ночам до прихода Нилыча, а пекарю и лаборантам — внимательно присматривать за базовым лагерем днем.
Наконец вышли с Демидом в путь. По дороге Терентий не выдержал и заговорил с ним о пропаже, хотя тот и сам все донял: слишком недвусмысленно кричал на него начальник утром. Терентий не очень доверял Кирееву, и все же по тому, как тот говорил, было ясно, что деньги он не брал.
Узнав, что деньги могли пропасть, Демид всю дорогу грустно размышлял:
— Эх, Терешка, кабы мне! И зажил бы!
— Как зажил?
— Красиво бы зажил: пятистенок просторный срубил бы, столярного струменту накупил бы… Деревянну скульптуру резать бы стал… Любо мне это дело, условиев нету… Прямо я тебе скажу, Терешка, фарту бы свово не упустил бы, пришлись бы деньжонки ко двору.
Говорил Демид так, что ясно было, попади к нему ключ, не задумываясь выгреб бы сейф. Теперь же жалел, что такой удачи ему не вышло. Удивил он Терентия.
Расстались у развилки. Демид вошел в высокую траву и исчез, обоз двинулся в Раздольную долину.
Терентий утратил всякое представление о времени, как только расстался у развилки с Демидом Киреевым. Он гнал лошадей, временами спешиваясь, быстро шагал по тропе, таща за собой на узде Проню, иногда переходил на бег. Дыхание сбивалось, и он замедлял ход. К полудню он почувствовал голод и усталость…
День выдался жаркий, во влажном воздухе была разлита томительная лень. К полудню ветер ослабел и наконец совсем улегся, и даже листы на каменных березах перестали беспокойно дрожать. Все живое маялось и томилось в лучах яркого солнца под небесной синевой.
Он остановился и осмотрелся. Удивительно, это было то самое место, где он расстался с Майей, и тот самый валун, у которого он спешился тогда и пил воду с ягодами жимолости. Вон и та песчаная намывина. Прошло всего десять дней, а у рябины уже стали гроздья наливаться. Тогда в первый раз он потратил на путь почти весь день, теперь же, потеряв несколько часов, он добрался сюда так быстро.
Терентий спустился к ручью и, напоив лошадей, стреножил их пастись, а сам, скинув одежду, хлопнулся в ледяную воду. Холод взбодрил, тут же налетел и гнус. Он поспешно оделся, разложил на старом пепелище костерок, поставил таган, заварил чай. Поев, растянулся на траве и задремал. И что-то странное творится в голове, кровь ударяет в лицо. Он чувствует, будто кто-то целует его, и поцелуй горит на губах.
«Майя», — шепчет он. Трава сухо шуршит на склоне, вторит тихому шороху, а может, это шаги? По воде идет дрожь, поднимается пар, это, верно, вздох Майи, — кажется ему.
— Майя, Майа-айя! — кричит он.
— Я здесь, здесь.
— Я люблю тебя, Майя, — хотел он сказать, но не мог. Он видел перед собой ее глаза.
— Я люблю тебя, Тереша… Со мной никогда такого не было. С самого начала, все дни, пока ты был совсем беспомощный, еще до первого твоего пробуждения, я старалась не позволять этого себе… Поняла, что все происходит помимо моей воли. Меня будто кто-то толкал навстречу. Я все говорю себе: «Этого нельзя допускать, с этим надо покончить».
Глаза ее мигали, их застилала поблескивающая на солнце пелена слез, губы дрожали, и он подумал, что оба они бессильны остановить все, что теперь происходит. Она закрыла глаза и тихо всхлипнула.
— Ты самая красивая, — сказал он с нежностью. И понял, что впервые говорит чистую правду.
Губы ее крепко прижались к его губам…
Ему показалось, что он на мгновение вздремнул. Открыв глаза, позвал: «Майюшка!» — и как будто услышал ее голос издали: «Жду тебя, приходи-и!»
— Я приду, — прошептал он, я не могу без тебя…
Спустившись к ручью, он стал умываться, вода упруго обтекала сапоги, на дне по галечнику бежали солнечные блики. Он неловко ступил в глубину, и тут же в сапог проникла ледяная вода. Еще раз глянул в сторону дальней скалы. Солнце озаряло многоцветный луг в верхнем конце долины.
Решив переобуться, вытащил из вьючника рабочие ботинки. Натянул правый, а левый не смог: что-то мешало внутри. Перевернул его вверх подошвой, и о камень звякнуло.
— Вот и похититель нашелся! — Терентий поднял ключ и засмеялся. — Слава богу, нашлись…